Корабли Санди. Повести

Мы сбежали, держась за руки, по лестнице, и Даня уволок меня в беседку во дворе, которая оказалась пустой - обычно ее занимают парочки. Только мы сели, как Даня ринулся меня целовать.

- Не целуй меня больше, Даня,- сказала я не без внутреннего сожаления, но твердо.

- Это почему?

- Я люблю другого.

- Не выдумывай, пожалуйста!

- Я не выдумываю. Я действительно люблю одного человека.

- Но я же решил, что мы с тобой поженимся. Я писал тебе об этом. Правда, сейчас я еще не устроен…

- При чем здесь - не устроен? Ты через несколько лет будешь известным артистом. Но я люблю другого, Даня.

- Это серьезно? - недоверчиво переспросил он.

- Очень серьезно. Я люблю его ровно год и буду любить…

- Всю жизнь! - упавшим голосом договорил Даня.- Но это же невозможно, Владя! - закричал он.- Ты мне нужна. Владька моя! Ты же всегда была в меня влюблена! Ты с третьего класса глаза на меня пялила. Разве нет?

- Ты незаурядная личность, Дан. Это меня всегда привлекало в тебе, в людях. Но полюбила я другого.

- Кто он?

- Инспектор угрозыска.

- О боги! Он что, так красив?

- Нет, Даня. Зачем сотруднику угрозыска красота? Хватит ума и сердца. Вот ты очень красив. Поклонниц у тебя будут тысячи. Учти, что это будет тебе очень мешать в великом твоем труде.

Дан даже не огрызнулся. Он, кажется, приуныл.

- И когда свадьба?

- Понятия не имею. Он еще в меня не влюбился. Не объяснялся мне в любви… Может, в одно прекрасное время сообщит, как и ты, что решил жениться на мне, а может, женится на какой-нибудь нахальной, противной девчонке. Откуда я знаю…

- Значит, между вами ничего нет? Я только вздохнула.

- И даже не целовались?

- Он мой друг.

- Он дурак! - безапелляционно изрек Даня.

Он заметно повеселел. И даже попытался на радостях снова заключить меня в объятия.

Самое удивительное во всем этом то, что Даниил мне очень нравился, поцелуи его кружили голову, были «слаще меда и вина», и я даже пожалела чуть-чуть, что люблю Ермака, а не Дана.

Даниил, конечно, станет актером, и мне завидовали бы все московские девчонки. Черт побери!

Ермак по сравнению с Даном был неказист, невысок, профессия отнюдь не выигрышная, но… что поделаешь, я его любила. Может, без взаимности. Будет у меня неразделенная любовь. Почему именно его я любила! Тайна сия велика есть. Так говорится в Евангелии, которого я еще не читала. Выписала из какого-то романа. Как хорошо сказано: тайна сия велика есть! Да. Великая тайна - любовь человеческая.

- Владенька, но ты не порвешь нашей дружбы? -спросил Даниил не без тревоги.

- Нет, конечно.

Он окончательно успокоился, решив, что время покажет. Все равно ему сейчас не до женитьбы.

- В какой театр ты думаешь идти? - спросила я.

- В какой надо, в такой и пойду. Когда устроюсь, скажу.

- Даня, иди к режиссеру Гамон-Гамана. Отзывчивый и честный человек. Он сразу поймет…

- Он устарел…

- Ничего не устарел. Устареть может только бездарность. Талант всегда немного впереди своего времени. Даня, у меня легкая рука. Может, проводить тебя…

- Еще чего! Обойдемся без сопливых.

И это в первый день приезда! Так он мне говорил, когда я училась еще в пятом классе и осмеливалась советовать ему. Я встала со скамейки.

- Я пойду, Даня. И ты иди домой. Мама твоя ведь соскучилась по тебе.

- Владя! Как я по тебе скучал, такой дурехе. Как мечтал о тебе… Владька ты, Владька!

Я не успела убежать, и Даня целовал меня еще около часа.

- Больше не пойду с тобой в эту беседку! - сказала я, рассвирепев, и, рванувшись, вышла на пустынный наш двор.

- В следующий раз пойдем на ту скамеечку… Она еще цела? На которой сидели год назад.

- Никуда я с тобой не пойду.

Когда я вернулась, отец покачал головой.

- Моряк времени не теряет, - заметил он.

Я скорее проскользнула в свою комнату. В зеркале мелькнуло круглое пунцовое лицо с сияющими глазами. И чему я, собственно, радуюсь?

- И в кого ты такая уродилась? - с искренним изумлением сказал отец.

Не знаю, сколько театров обошел Даниил, пока его приняли. Сообщил он мне об этом в середине мая. Каково же было мое удивление, когда я узнала, что его взял тот самый режиссер, который побросал Шурины фотографии на пол.

Беседуя с Даней первый раз, режиссер воскликнул: «Какой бы Ричард Даджен из него вышел, будь к такой внешности еще и талант. А какой Петруччио!!! Просто боюсь прослушивать!»

- Прочесть из «Ученика дьявола»? - спросил Даня.

Он и сам знал, что Дик из него получился бы отменный. Он прочел несколько сцен из Бернарда Шоу. Затем стихи, басни, монологи.

Режиссер хотя и нашел, что Даня читает не так, то есть не по его, но в общем-то остался доволен и зачислил Даню в труппу… На самые маленькие роли. По существу, статистом. Но главное было зацепиться, а там уже все зависело от самого Дани, от того, есть ли у него талант.

Забегая вперед, скажу, что в этом театре Дан потерял время. Потому что этот режиссер не терпел ярко выраженной индивидуальности в актере. Короче, это был не театр актера, а театр режиссера, где только одна личность определяла своеобразие спектакля - личность главного режиссера. Сколько Дану пришлось пережить, пока он понял это и ушел! Сколько потерянного времени!