Корабли Санди. Повести

Когда Ермак переводил взгляд на Санди, темные глаза его сразу теплели, смягчались. На бледном, с резкими чертами лице проступало что-то похожее на умиление. Так взрослые смотрят на милого ребенка. Любуясь. Как будто этот мальчик отдыхал с Санди от чего-то неприятного и тягостного. «Он любит Санди»,- поняла Виктория Александровна.

Санди уписывал свои любимые печенья, подкладывал Ермаку и оживленно рассказывал про смешные похождения собаки, которая была у него в детстве. Ермак смеялся, но глаза его не смеялись. В них застыло терпение, ставшее привычкой. Глаза у него серо-зеленые, которые в просторечье почему-то именуют кошачьими, но лучистые и глубокие. Может, это от густых черных ресниц и бровей? А около рта две тонкие морщинки… В четырнадцать-то лет! Что он пережил, этот мальчик? Зайчик, как, по словам Санди, его называли в школе. Под стареньким школьным костюмом была линючая ситцевая рубашка, застиранная и неумело выглаженная.

«А ведь это он сам стирал и гладил себе рубашку к сегодняшнему дню! - вдруг поняла Виктория Александровна. Сердце ее сжалось.- Санди говорил, что у него есть и отец и мать. Спросить, кто они такие? Как бы это потоньше сделать… И конечно не при Вере Григорьевне. От нее веет холодом, как от айсберга. Она не одобрила Ермака. Не смогла принять застиранной его сорочки, стоптанных ботинок с порванными шнурками, мальчишеской застенчивости, угловатости, недоверчивого взгляда исподлобья. Больше она в нем ничего не заметила. Вечером за семейным чаем она скажет, что Ермак, без сомнения, из плохой семьи и ни в коем случае нельзя позволить Санди с ним дружить». Виктория Александровна стиснула зубы. За этого мальчика она будет бороться. Она поварила ему сразу и безоговорочно.

После обеда Санди опять хотел увести Ермака к себе, но тот уперся и что-то шепнул ему.

- Мама, Ермак хочет поговорить с тобой насчет той девочки…- сказал Санди.

- Сейчас, только вымою посуду.

- Я помогу вам, ладно? - неожиданно предложил гость. И так же неожиданно Виктория Александровна согласилась.

Мальчики живо перетаскали посуду в кухню, причем Санди разбил тарелку.

- Ты… не надо, я сам! - сказал Ермак.

Он ловко, как жонглер, стал мыть и перебрасывать тарелки.

- Дома я всегда мою,- пояснил он.

- У тебя есть сестренки и братишки? - спросила Виктория Александровна.

- Нет. Один я. Была сестра - умерла. Не уберег я ее… простудил. Теперь бы ей десять лет было.

- Она давно умерла?

- Давно. Ей было четыре годика.

«Не уберег!… Уму непостижимо. Взял ответственность на себя».

- А где работают твои папа и мама? - спросила Виктория Александровна и поняла: вот его больное место - родители.

Ермак весь сжался, будто она замахнулась ударить. Было ясно: мальчик стыдился за родителей и любил их, какие бы они ни были. Может, отец пьяница? Такое, к сожалению, бывает.

- Мама работает в гостинице, - пояснил мальчик - а папа… Он сейчас ищет подходящую работу.- Ермак мог бы добавить, что, сколько он помнит отца, тот всегда занят тем, что ищет подходящую работу, но, видимо, ему никакая работа на подходила. Но Ермак этого на сказал.

- Какая у него профессия? - не удержавшись, спросила Виктория Александровна.

- У папы незаконченное высшее образование… Он учился в трех институтах, а потом дедушка с бабушкой умерли, и папа не закончил института по семейным обстоятельствам.

«Как часто он это повторял, что сын запомнил наизусть!» - Ну вот, все убрали. Спасибо. Пошли, ребята, ко мне,- сказала Виктория Александровна вслух.

Ребята сели рядышком на тахту, мама - в кресло. Рядом на низком столике красовалась ее гордость - подарок Санди: белый корабль с алыми парусами.

Ермак смотрел на него не отрываясь.

- Санди! И это ты сделал?

- Да. К маминому рождению. Хочешь, тебя научу? И ты будешь делать такие же корабли. Не так уж трудно. А как интересно! Меня дедушка научил. А я тебя научу.

- А настоящую лодку ты сумел бы сделать?

- Конечно, только надо правильные чертежи. Можно попросить дедушку…

- А вы работаете в глазной больнице? - обратился Ермак к Викторин Александровне.

Вот он из-за чего пришел!

И все же он любил Санди. Это было заметно. Любил за его жизнерадостность, наивность, доверчивость, ребячливость - за все то, чего не было у него самого. Но кто же у него это отнял?

Виктория Александровна рассказала о враче, окулисте Екатерине Давыдовне Реттер, и обещала, что попросит осмотреть девочку.

- Откуда ты знаешь эту девочку? Расскажи о ней,- попросила Виктория Александровна.

Ермак нерешительно взглянул на нее. Опять та нее настороженность. Как трудно ему поверить в доброе отношение!

- Я ее всегда знал,-уклончиво ответил Ермак. - Ее звать Ата. Ата Гагина. Она хорошая. Мальчишки дразнили ее… Им было смешно, что Ата такая вспыльчивая. Она поэтому дралась с ними.

- Дралась… слепая?

- Она отчаянная. Бежит напролом, хоть и не видит.

- Неужели не ушибается? - ахнул Санди.