Корабли Санди. Повести

- На заводе у нас Зайцев работает с год. Работает хорошо. В бригаде коммунистического труда. Но я его знаю уже лет пять. Он дружит с моим внуком. Я всегда радовался этой дружбе, радуюсь и сейчас. Считаю, что Ермак много дал моему внуку. Зайцев отличается высокими моральными качествами. Меня всегда поражали в нем не только честность, добросовестность, самоотверженность, какая-то недетская доброта к людям, но и редкая в таком юном возрасте сила духа, умение влиять на окружающих, делать их лучше. Про себя я называю его «мальчик из будущего». Преступления он, товарищи, совершить не мог. Пусть юристы пораскинут мозгами, как это доказать.

Насчет исключения из комсомола… решайте сами, не маленькие. Ваши деды в таком возрасте революцию делали. Отцы в семнадцать лет шли на фронт и показывали чудеса героизма. Героизм честности, пожалуй, трудное будет.- Дедушка пристально посмотрел на вспыхнувшего под его взглядом Женю Терехова.- Но без правды и честности коммунизм не построишь!

Приступили к голосованию.

- Кто за то, чтобы исключить Зайцева из рядов комсомола? Никого… Кто за то, чтобы оставить Зайцева в организации? Единогласно!

Терехов поднял свою руку вместе со всеми.

Пришел я домой веселый, хотя устал и проголодался.

- Ермака не исключили! - закричал я еще с порога.- Единогласно! Все за него!

- Это хорошо! - сказала мама, но как-то странно, будто у нее не было сил радоваться. Она стояла у окна и смотрела на улицу.

- Мама! Что-нибудь случилось? - Невольно я повернулся, ища Ату, торопясь ее обрадовать, и даже испугался…

Она лежала на спине, глаза ее были завязаны куском белой материи.

- У тебя заболели глаза? - бросился я к ней.

Она села, придерживая повязку. Мама подошла к нам.

- Не пугайся, Санди. Из-за всей этой истории у нее воспалились глаза, и я приложила примочку. Только и всего. Пусть она полежит спокойно. Идем, Санди, я тебя покормлю. Мы уже ели.

- Но я хотел рассказать…

- Поешь и расскажешь.

Пришлось идти сначала на кухню ужинать. Наскоро все съел, выпил стакан крепкого чаю и поспешно вернулся к Ате. Она сидела на постели с завязанными глазами и смеялась. Но по ее щеке стекала слезинка.

- Садись, Санди, возле меня. Значит, Ермака не исключили? Расскажи подробно.

- Сейчас расскажу. А где папа?

- Он спит, - сказала мама.

- Я не сплю, - отозвался отец из своей комнаты и вышел заспанный, застегивая на ходу домашнюю куртку.

Он выглядел очень молодо. У него уже давно не было приступов. Он сел в кресло, а я возле него на низкой скамейке и с жаром рассказал о собрании.

- Какие у вас на заводе хорошие люди! - растроганно заметила Ата.

Утром Ата еще спала, и мы завтракали втроем на кухне. Мама сообщила мне тихонько, что звонил Анатолий Романович и сказал, что его отстранили от следствия. Дело Зайцева поручено старшему следователю прокуратуры. Мама спросила, не знает ли он, что это за человек. Толя сказал, ч:о совсем его не знает, так как перед этим товарищ работал в органах госбезопасности. А перевели его для усиления борьбы с преступностью…

В этом было все дело. Усиление борьбы с преступностью. Конечно, давно надо было усилить эту борьбу, укрепить милицию и так далее. Но Ермак попал как нельзя некстати. Каждому, кто стал бы сейчас бороться за него, пришлось бы идти против течения.

Вот в чем была суть. Уяснив это себе, я немедля написал заявление о предоставлении мне отпуска за свой счет и, ни с кем не посоветовавшись, пошел к директору завода.

Павел Федорович Липендин был как раз у себя в кабинете и беседовал с инженерами. Там сидел, развалясь в кресле и вытянув длинные ноги в полосатых носках, Родион Евграфович. На сукне стола матово белели листы кальки.

Директор узнал меня.

- В чем дело, Дружников? Заходи. Извините, товарищи. В кабинете было накурено, но светло. Перламутровый дым переливался в солнечных лучах. Воздушное течение влекло его к раскрытому окну. Липендин - типичный «русак»: нос картошкой, карие глаза, русые волосы, мягкий подбородок, румянец на щеках, широкие плечи, высокий рост. Он производил впечатление очень мягкого человека, но на самом деле был «кремень».

В кабинете всюду модели кораблей. На полках, шкафах, письменном столе сияли металлом и лаком модели лайнеров, ледоколов, паровых машин, котлов, якорей.

Я протянул директору заявление. Как я и ожидал, он удивился.

- Ты же недавно отдыхал?

- Не отдыхал, а ездил в Ленинград сдавать экзамены. Но, я Павел Федорович, не для отдыха. Надо спасать Зайцева!

- Но это дело юристов. Что ты можешь сделать?

Я объяснил насчет ситуации. Как сейчас юристам может помешать обратное течение. Помянул «Голого короля» из сказки Андерсена.

Липендин поднял брови.

- При чем здесь «Голый король»?

- Ну, юристы не доверяли своим глазам: раз король, должен быть в мантии. А мальчишка взглянул непредубежденным взором и увидел другое. Ермакова история - тонкое дело… То, что иные-некоторые скажут мне, юристу могут не сказать. Но мне нужно время - утро, день, вечер, может, и ночь. В случае чего, я должен знать, что сделал все, что мог.

- Ты советовался с дедом?