Корабли Санди

И до чего же легок на помине был один из этой компании! В дверь негромко постучали, и вот на пороге стоял сам Жора Великолепный. Он как будто немного полинял, исхудал, но еще бодрился. Одет он был, как всегда, модно, но костюм сильно помят, а сорочка несвежая. В руках он держал небольшой серый кожаный чемодан, явно заграничного изготовления.

— Алло, малыш! — приветствовал он Ермака. Нас с Атой Жора оглядел подозрительно и недовольно. — У тебя гости?

Ермак смущенно подошел к нему.

— Это моя сестра, она теперь живет здесь, — пояснил он с неловкостью, так как уже понял, что Жора явился переночевать.

Великолепный уставился на Ату.

— Я, собственно, с поезда… Мне бы только до утра… Ермак скривился.

Великолепный понял. Лицо его вытянулось.

— Теперь ты уж здесь не хозяин? — подколол он.

Но Ермак был слишком простодушен, чтобы почувствовать укол.

— Теперь нельзя, — прошептал он, багрово покраснев, — здесь сестра… Сам понимаешь.

После неловкого молчания Ермак предложил ему адрес дяди Васи.

— Он еще работает? — снисходительно поинтересовался Жора. Он что-то соображал.

— Работает.

— На морзаводе? Ладно. Если нигде не устроюсь, придется идти к нему.

Жора внимательно оглядел Ату. Оглянулся на нее еще раз, перед тем как прикрыть за собой дверь. И, щелкнув пальцами, с циничной ухмылкой исчез, «как тать в ночи».

— Попадешься ты мне в руки! — гневно пробормотала Ата. Я поднялся и стал прощаться.

— Ермак, давай проводим Санди до остановки, — предложила Ата.

Я было стал возражать, но она уже накинула плащ, и мы вышли втроем.

Звездная, прохладная, чистая была ночь. Улица кончалась обрывом в темное море; на море медленно двигались огоньки кораблей. Куда-то приведут нас корабли нашей жизни. Их еще надо построить…

— Ермак, ты так и не сказал, что же ты выбрал, какую профессию? — вернулся я к нашему разговору.

Ермак замедлил шаг.

— Я бы хотел, как твой дедушка, строить корабли. Что может быть прекраснее? Строить мосты тоже, наверное, замечательно. Но корабли лучше. Это ты, Санди, заставил меня на всю жизнь полюбить корабли! — мечтательно признался Ермак.

Я обрадовался:

— Это правда, Ермак? Мы вместе будем учиться в морском училище?

Но Ермак покачал головой.

— Еще вчера я сам мечтал об этом, Санди. Но сегодня вдруг понял… Ата навела меня на эту мысль… Мое место не здесь. Как подготовлюсь, буду сдавать в юридический.

— Что ты говоришь? — заорал я вне себя.

— Не расстраивайся, Санди. Я временно должен там поработать… Конечно, не прокурором. Обвинителей найдется много. Я еще не знаю, кем именно я должен там работать. Но я должен. А когда мы полностью ликвидируем преступность, я вернусь к тебе, и мы вместе махнем в Атлантику… Или, как ее, Антарктиду.

— Ермак, ты же сказал… ты же мечтал… — забормотал я подавленно.

Ермак весело рассмеялся и обнял меня за плечи. Я был потрясен.

— Ермак, ты не думал ни о каком юридическом, пока Ата не сказала, что будет прокурором?

— Я уже раздумала! — с раскаянием сказала Ата.

— Не думал, — подтвердил Ермак. — Как-то в голову не приходило. Спасибо сестре. Я вдруг сразу понял: кому же и идти туда работать, как не мне? Это ведь страшно, если там будут их только ненавидеть. Разве дело в том, чтобы вылавливать преступников? Их надо сделать хорошими людьми. И…

— А если они не хотят быть хорошими людьми? — перебила Ата.

— Надо добиться, чтоб захотели.

— Как же, от такого вот Жоры добьешься? Пока их убеждают — в газетах, книгах, по радио, в кино, — они делают свое черное дело. Там ограбили, там убили…

— Надо, чтоб преступников не было! — отрезал Ермак и больше не спорил.

Дома я передал этот разговор родителям. Они переглянулись, удивленные.

— Какие странные ребята! — с досадой сказал отец. — Преждевременно они развились. Им бы еще в футбол гонять, а они мировые вопросы решают.

— Понятно, откуда это у них, — заметила мама и стала стелить мне постель (я снова перебрался в свою нишу). — Как они жили! — воскликнула мама минуту спустя. — Их могли изуродовать морально. А они… Как я их уважаю обоих, и брата и сестру! Как боюсь за них! Хоть бы все было хорошо!

Когда все улеглись спать и выключили свет, я еще долго ворочался без сна.

На этой самой постели два года спала Ата, и мне казалось, что еще сохранился слабый запах ее волос и тела. От нее всегда хорошо пахло — не то медом, не то полевым цветком. Она с детства любила духи. Она как-то сказала, что самый унылый, самый безотрадный запах на свете — это запах дезинфекции. У них в интернате всегда пахло дезинфекцией — уничтожали микробов.

Милая Ата! Милый Ермак. Как я их обоих люблю! Как бы я хотел, чтобы они были счастливы в жизни! Как жаль, что Ермак должен идти на юридический!

Поразмыслив, я даже не мог его отговаривать, потому что сам понял: он действительно может там принести пользу. А раз может, то и должен.

Я вдруг подумал, что Ермак чем-то похож на Миньку из «Жестокости» Павла Нилина. Он тоже будет убеждать вора и помогать ему стать человеком. Его-то послушают! Каким же обыкновенным середнячком был я по сравнению с Ермаком! И как я гордился своим другом!