Шкипер умело щелкнул каблуками и наклонил голову с бородкой-пояском и носом-лаптем. Я подумал, что это, скорее всего, такой же граф, как я — солист балета. А сидевший внутри меня Петька словно воскликнул: «Ни фига себе! Вы что это, ребята? По правде?»
Сам я, однако, отозвался в меру насмешливо и в меру вежливо:
— Не помню, чтобы я имел неосторожность оскорбить пострадавшего в боях штабс-капитана. Мне казалось, наоборот…
— Вам угодно увиливать, сударь? — надменно осведомился Крючконосый.
— Мне угодно задать господам вопрос: как вам видятся последствия дуэли? Мне кажется, что исход был бы одинаково печален для обоих противников: для одного — кладбище или госпиталь, для другого — тюрьма…
Шкипер граф Угин презрительно фыркнул полными губами.
Крючконосый разъяснил снисходительно:
— Понимаю, что вы издалека. Вам неведомо, что в нашем городе дуэли разрешены специальным решением муниципалитета. Все происходит совершенно законно, по протоколу.
Тут опять Петька: «Елки-палки! Значит, по правде убить могут?»
А я: «Что-то не похоже на обычную кабацкую стычку… Кому это надо?» И вслух:
— Мне кажется, господа, вы ищете легкой победы. Велика ли заслуга попасть из пистолета в такую обширную мишень, как я? Или распороть такому тюфяку шпагой брюхо…
— Сударь, ваша фигура — это ваша проблема, — заявил Крючконосый. — Кодекс чести распространяется на всех, независимо от комплекции. Угодно вам назвать себя и указать час и место, где вы завтра сможете принять агента фирмы «Барьер», чтобы обговорить все условия?… Или вы предпочитаете иметь дело с полицией, куда мы вынуждены будем заявить об оскорблении нашего друга?… — Крючконосый и граф оглянулись на дверь. У нее, будто по заказу, маячила фигура в белых ремнях и высокой каске. А тут еще замигали белые вспышки — два юрких репортера обстреливали нас из объективов. Скорее всего, эта история появится в завтрашних утренних выпусках.
Не хватало мне свой визит в родной Старотополь отметить трусостью! Да и разве я сильно рискую?
Но самое главное — узнать бы: кому это надо? Я встал, опрокинув стул. Бросил рядом с тарелкой визитную карточку.
— Завтра в девять утра. Отель «Морской», номер девятьсот пять…
И все разом успокоилось. Господа дворяне ушли к своему столу и больше на меня не смотрели. Репортеры исчезли. Полицейский мирно беседовал с барменом и потягивал из стакана.
Я пожал плечами и сел. Допил и доел все, что было на столе. Расплатился с официантом, который теперь индифферентно молчал. Вышел на улицу. Нельзя сказать, что я был очень встревожен. Скорее, озадачен. Впрочем, когда я подходил к гостинице, недавний случай все больше казался мне дурацкой выходкой ресторанных завсегдатаев, которые решили поиграть в гусар. И в номере я завалился спать, подавив желание позвонить еще раз в Византийск, Петьке. Спит уже небось.
Уснул и я, подумав напоследок, что никакого агента фирмы «Барьер» я завтра, конечно, не дождусь.
Агент пришел. Мне сообщил о нем дежурный робот: стукнул в дверь пластиковым пальцем, бархатно сказал через динамик:
— Прошу прощения. К вам пришли. Прошу прощения. К вам пришли.
Я был еще в постели. Чертыхаясь, прыгнул в брюки, головой нырнул в свитер. Ноги — в шлепанцы. Отпер дверь.
Робот укатил на роликах, а передо мной оказался пожилой человек с плоским портфелем. Это был, без сомнения, клерк. Очень подходило к нему такое название — «клерк», среднего роста, сухощавый, чуть сутулый и седоватый мужчина со строгим пробором прически, в сером отглаженном костюме, в старомодных, с металлической оправой очках. С выражением официальной доброжелательности на лице. Лицо было с аккуратными морщинками, пожилое.
— Доброе утро, господин Викулов. Я — от фирмы «Барьер».
Елки-палки! Значит, не приснилось? И не шутка?
Я машинально посторонился. И стоял с обалделым видом. Клерк сказал:
— Извините, господин Викулов, я, кажется, не вовремя? Но вы сами назначили этот час…
— Назначил, — насупленно признался я. — Было дело.
— Если вам сейчас неудобно, я зайду позже.
— Да чего уж там… Давайте к делу, раз пришли.
— Вы позволите мне присесть?
Он деловито устроился у письменного стола, извлек из портфеля плоский принтер, какие-то бумаги, придавил их непонятной тяжелой штучкой.
Оглянулся на меня.
— Как вы, очевидно, догадались, мне поручено составить контракт и протокол поединка, о котором вы имели честь договориться с господином Утиным и его друзьями…
— Нельзя сказать, чтобы я очень стремился договариваться, — сообщил я откровенно. — До сих пор не понимаю, чего они прилипли. Из-за совершеннейшей ерунды…
Клерк отозвался с сочувствием:
— Скорее всего, ерунда была поводом. Видимо, причины глубже. Сейчас редко вызывают исключительно из-за принципов чести.
Он подтолкнул мои вчерашние мысли: «Кому все это надо?»
Нет, в самом деле — кому? Зачем?
— Не понимаю, — сказал я. — Кажется, никому дорогу я не переходил… Ерунда какая-то! Мальчишество! Неужели здесь этим занимаются всерьез?