— Постойте, лейтенант! Есть доказательство. Смотрите… — Я подцепил на Петькиной пояснице подол майки, задрал его выше лопаток. — Видите родинку? Вот… А теперь извините за вынужденный стриптиз… Петушок, отцепись… — Я сбросил куртку и рывком поднял на спине рубашку. — Гляньте, лейтенант! Похожее клеймо? По-моему, нет свидетельства вернее, чем генетический код.
Лейтенант был явно смущен и в то же время успокоен.
— В самом деле… Ну, рад за вас, сударь. И за вашего сына. Не бегай больше, постреленок… Можете быть свободны, господа. Тем более что мальчик у нас еще не зарегистрирован среди задержанных. Честь имею… — Он взял под козырек, сделал шаг в сторону и озабоченно глянул на склон Сор-горы.
Там все уже было кончено. Видимо, кое-кому из мальчишек удалось уйти, а последних из пойманных заталкивали в вертолеты.
Петька, тихонько всхлипывая, опять вцепился в меня. В локоть.
Полицейский снова глянул на нас. Развел руками:
— Такая вот работа… Вашему сыну повезло, а этих-то куда девать? Вот и приходится… А они, дурни, бегают, не понимают своего счастья…
— Это где счастье? На «Розалине», что ли? — вдруг ощетинился Петька. Горько и бесстрашно. — А вы знаете, какая там каторга?!
Лейтенант не рассердился. Кивнул. У него были усталые глаза с темными, будто запыленными, веками.
— Ну, было там всякое, знаю… Худо приходилось ребятишкам. Сейчас разобрались, погнали кого следует. А нынешний план — операция «Розалина» — это чем плохо? Я бы и своих отправил, кабы позволили.
— Что за операция? — неуверенно сказал я. И погладил Петьку по лохматой макушке — мол, все страшное позади, Петушок.
— Вот те на-а! — Лейтенант неофициально развел руками. — Откуда вы свалились, господа? Несколько дней все газеты и экраны трубят: «Операция «Розалина»! «Операция «Розалина»!..» Да вот, гляньте сами. Чтобы не думали, что «клюва» забирают детишек в тюрьму…
Из прицепленного к поясу планшета он вытащил сложенную газету. «Старотопольские ведомости», по-моему. Развернул. В глаза сразу бросились заголовки:
«Наконец-то правительство вспомнило о беспризорных детях!»
«Операция «Розалина» — под международным контролем!»
«Бывшая тюрьма становится островом счастья!»
«Это будет рейс радости и надежды!»
Я бегло пробежал кое-какие строчки. И понял вот что: ЧПИД все же погорел на своих «педагогических» методах, нравы «детской плавучей каторги» стали известны какой-то независимой внеправительственной комиссии. Воспитателей-садистов погнали. А международное общество охраны детства и всякие другие организации разработали грандиозный проект.
По этому проекту «Розалина» и второе громадное судно — «Розалина-2», где находится колония для нескольких тысяч девочек, через наше мелководное водохранилище и каналы выйдут в настоящее море. Там их встретят несколько современных океанских судов. Ребятишек расселят по каютам. И весь этот народ отправится в долгое, на несколько месяцев, плавание к берегам разных стран, к южным островам. Будут знакомиться с планетой, будут отвыкать от прежней жизни, учиться у опытных и умных наставников-добровольцев. А в это время здесь, в Республике, власти развернут строительство новых поселков для детей. В них дети станут жить с приемными родителями, которых немало будет найдено за этот срок. Или с добрыми воспитателями. Не в казармах, а под уютной семейной крышей.
То есть уедут около двенадцати тысяч безнадзорных, ощетиненных, не верящих ни во что хорошее ребятишек, а вернутся перевоспитанные юные граждане, оценившие заботу и любовь, и жизнь у них начнется радужная…
По крайней мере, так я понял этот план. И не было времени и желания размышлять над ним и обсуждать его. Потому что главное — Петька! Вот он!..
Лейтенант оглянулся на вертолет.
— Газету дарю. На память о счастливой вашей встрече. И желаю благополучия… — Он козырнул и рысцой двинулся к вертолету.
Вертолет взлетел. За ним другой.
Петька, шмыгая носом, сказал совсем по-младенчески:
— Пит, а ты правда живой? А?…
«Розалина»
Мы отвезли Сивку к отцу Венедикту и сразу собрались домой — в Усадебный переулок, к Эдде Андриановне. Отец Венедикт нас не удерживал: понимал, что хотим остаться вдвоем. Он только в точности моим жестом взлохматил Петьке макушку и сказал шепотом Деда Мороза, который притворяется строгим:
— Больше не бегай, путешественник. А то… — И насупил косматые брови.
Петька улыбнулся виновато и счастливо. И прятал лицо за Кысом, которого не спускал с рук…
Эдда Андриановна приняла нас со сдержанным умилением. Промокнула платочком глаза, когда узнала, что Петька — мой потерянный и нашедшийся сын. Заявила, что будет звать его, в отличие от меня, Маленьким Пьером. То есть Пети́́-Пьером. Затем она приготовила для замурзанного Пети́-Пьера ванну (которая, кстати, в этом старом доме была вполне современная). Кинула в прачечный комбайн Петькину пропыленную одежду…