Кораблики, или «Помоги мне в пути…»

«Во все исторические эпохи разные страны стремились так или иначе избавиться от излишков люмпенизированного населения, особенно младшего возраста. Это обычная государственная практика, и смешно объявлять ее преступлением, основываясь на сентиментальной морали, которую всегда провозглашали, но которой никогда не придерживались. Для своего процветания Республика должна пойти на хирургическую операцию и отсечь паразитические наросты на теле общества…»

Члены спецгруппы, — вещал далее возбужденный диктор, — чьи имена мы назовем позднее, выполнили свою задачу блестяще. Она осложнялась тем, что нельзя было заранее эвакуировать детей, поскольку это могло вызвать подозрение преступников и они не остановились бы перед тем, чтобы нажать кнопки дистанционных взрывателей немедленно. Такие люди, как известно, в реализации своих кровавых планов идут до конца… Теперь начинается эвакуация детей с этих пароходов. Она вызвана уже не опасностью взрывов, а необходимостью тщательной работы следовательских групп на обоих судах. Дети будут временно размещены на базах муниципальной гвардии, которая сейчас находится в летних лагерях… Подробности, связанные с разоблачением зловещего плана, который назывался «Черные пароходы», мы сообщим в следующих выпусках новостей. А пока — реклама…

И на экране запрыгал кукольный заяц с большущей морковью — на ней было написано: «Фирма «Скок-Сок»»…

Петька буквально вжимался в меня. Дышал часто, как после бега. На лбу и на шее — капельки. Но улыбался. Мы встретились глазами.

— Ну, вот и все, Петушок. Молодчина…

— Мистер Питвик и месье Пети́-Пьер, — церемонно обратилась Эдда Андриановна, — думаю, что на одной из площадей родного города вам должны поставить памятник. Но это со временем…

— Да, можно не спешить, — отозвался Петька без лишней скромности, но серьезно. — Ой, Эдда Андриановна, а где Кыс?! Я его с утра не видел!

— Любезнейший Кыс интересовался, где ты, а потом наелся говяжьей печени и почивает на дворе, на солнышке… А еще, пока вы гуляли, вами интересовался очень милый, хотя и небритый господин, назвавший себя Юджином. Он будет звонить снова… через двадцать минут.

И он позвонил:

— Питвик! В самом деле ты… Пока не увидел, не верил.

— Я…

— А Петька?

— Вот он.

— Вот он я, дядя Юджин!

— Имей в виду, уши оторву, когда встретимся. Я из-за тебя по ночам не спал, сидя там, под айсбергами… А нынче будто почуял что-то — выбил сеанс внеплановой связи, узнал про тебя, Питвик… Прилетайте немедленно в Византийск! Я уже здесь.

— А может, лучше ты сюда, к нам?

— Нет уж, лучше ты! И Петух!

— А уши?… — осторожно спросил Петька.

— Оторву!

— Не-а…

Я подумал, что нам, возможно, и в самом деле полезно на несколько дней исчезнуть из Старотополя.

— Хорошо, завтра утром.

— Почему не сейчас?

— Есть одно дело…

Петька смотрел на меня понимающе. Мы думали об одном: надо поехать к отцу Венедикту, все обсудить, все объяснить.

… Отец Венедикт был в курсе всех дел. И очень обрадовался нам. Петькину роль в случившемся он понял с двух слов, а о подробностях не спрашивал.

Он был озабочен и спешил: только что с ним связалось прежнее начальство. Сначала извинялось по поводу прошлых «недоразумений», потом обратилось с просьбой: надо выступить перед мальчишками и девчонками, которых срочно свозили на берег. Лучше всего это будет сделать на стадионе муниципальных гвардейцев. Надо сказать что-то вроде проповеди или речи, успокоить ребят, объяснить, что опасности уже никакой нет, и уговорить не разбегаться. Мол, несмотря ни на что, добрые дяди и тёти теперь не оставят детишек своими заботами и устроят им лучшую жизнь. А кому говорить с ребятами, как не настоятелю Детской церкви, которого знает множество маленьких прихожан… Что? Бывшему настоятелю? Но отец Венедикт должен понимать, что обстоятельства меняются и приходит время исправления досадных ошибок и поспешных решений…

— Пойду, конечно. Не придумал только, куда Сивку-Бурку девать, — с собой брать не хочется. Это дело небось затянется допоздна…

— Пускай у нас переночует! — подскочил Петька.

И Сивка просиял.

Вечером за ужином у Эдды Андриановны Сивка вел себя, в отличие от Петьки, просто аристократически. И я подумал, что ничего о нем не знаю: кто родители, как он жил, пока не попал на Пристаня́. И когда туда попал, и почему?… А Эдда Андриановна им просто умилялась. После ужина сказала мне шепотом:

— Отец Венедикт обрел чудесного сына… или внука, как угодно…

— Эдда Андриановна, простите за любопытство, отец Венедикт знал о… вашей работе, когда направлял меня сюда?