― Жители и правители Каринейского Содружества, ― начал примарх. — Когда мы говорили с вами вчера, вы были единым разумом, не желавшим слышать щедрое предложение Империума. Сегодня мы говорим с вами снова, но теперь я владею восемью вашими городами. Все восемь были захвачены за три часа, и в каждом из них действовала лишь мизерная часть войск, которыми я располагаю. К моему глубокому сожалению, не обошлось без смертей, и среди убитых были семеро избранных правителей Ретрограда—Сорок―Восемь.
Пока он говорил, операторы добавляли в трансляцию гололитические изображения захваченных городов. Их орбиты были переполнены имперскими военными кораблями — на их фоне становилось особенно ярко видно, насколько огромными были корабли Коракса. Также к снимкам из космоса добавлялись двумерные кадры с внутренних камер города — в коридорах, под бдительным присмотром Гвардейцев Ворона, свободно расхаживали жители.
― Вашим людям ничего не угрожает. Остальные лорды тоже могут позаботиться о своей безопасности. Выслушайте же еще раз наше предложение о дружбе и мире, которое послал к звездам мой отец, Император Человечества. Согласившись его принять, вы не потеряете ничего, но получите все. Присоединитесь к нам, и ваша цивилизация останется такой, какой была всегда, а в довершение ко всему вы получите нашу защиту. Мы с радостью примем вас в наше людское братство, и укроем от опасностей, кроющих в этой беспокойной галактике. Перед вами откроются такие возможности торговли, расселения и обогащения, каких вы и представить себе не сможете.
Проектор моргнул. Перед Кораксом высветилось миниатюрное лицо. Его специально проецировали крохотным, отчасти из–за размеров зала, отчасти ради того, чтобы Коракс мог смотреть на него с высоты имперских высот.
― Мы потеряем все, если согласимся, ― проговорил владыка Тридцатисемиградусного Отклонения. — Нашу свободу, наше управление, нашу волю. Вы — варвары с изломанного мира, которые пришли сюда за данью.
Вспыхнуло еще несколько сфер, высветилось еще больше лиц. Все эти люди носили высокие шляпы с фестонами из бусин, говорившими об их высоком положении.
― Он прав, ― сказал один.
― Мы не сдадимся, ― добавил другой.
В прошлый раз высказывалось меньшинство, а в этот раз, к вящей радости Коракса, несогласных стало еще меньше.
― У Ретрограда—Сорок-Восемь появятся новые семеро владык, и граждане выберут их голосованием, так же, как и много тысячелетий до этого. Так что отсутствие должностных лиц на верховных постах надолго не затянется, ― сообщил Коракс. — А вот в новом князе Головной Оси нужды не будет. И в новом верховном контролере Зенита—Три-Один—Два тоже. — добавил он, назвав тех двух владык, которые громче всех перед этим возражали против Согласия. Оба они пока что не начали собственную трансляцию. — Кстати, новый Верховный Канцлер Тридцатисемиградусного Отклонения тоже не понадобится. Впрочем, вы можете не сомневаться, что во всех этих городах будут новые владыки, если вы не согласитесь. Я полагаю, вы заметили, как легко мы заняли вот эти восемь городов, и понимаете, что мои люди точно так же легко займут и остальные. Спросите жителей, как мы с ними обращаемся, и вы увидите, что вам нечего боятся. Подумайте о своих позициях, подумайте о своих людях. Мы с распростертыми объятиями примем ваши города в Империум. И я бы предпочел, чтобы в руках, которые раскроют вам объятия, не было оружия. Я не хочу проливать еще больше крови.
Коракс поднял левый указательный палец, приказывая приостановить трансляцию.
Голограммы одна за другой погасли.
― Ждем? — спросил Бранн.
Фенк заметил, что примарх всегда обращал особое внимание на слова этого десантника, Бранна, и еще одного, по имени Агапито. Внешнее сходство между этими командорами не заканчивалось на одних только одинаковых чертах, возникавших из–за общего геносемени. К тому же, у них было одинаковое родовое имя, и Фенк заключил, что командоры Невы были кровными братьями.
― Ждем, ― ответил Коракс.
Фенк остался стоять на платформе. Недовольное жужжание работающих гололитических проекторов переплеталось с успокаивающим шепотом адептов Механикум, и в зале висел жутковатый, гипнотический гул. Он как будто норовил выгнать все остальные звуки, и в зале воцарилась почти церковная тишина, нарушавшаяся только тихим бормотанием и мерным гулом электроники.
Три минуты спустя одна из отдельных сияющих сфер вспыхнула ярче и сменилась мрачным лицом человека, прожившего куда дольше отведенного срока благодаря достижениям медицины.
―