Коралловые четки

Потом села и, как мне показалось, тихо заплакала. Я стал перед ней на колени, обнял ее за талию и молча плакал с нею, прислонившись лбом к ее коленям. Так мы пробыли до утра с тоской на сердце и в столь тесном единении, что, кажется, даже думали заодно. Я слышал ее мысли так же, как она мои; наши души сливались в общем горе.

Было семь часов утра, когда я сразу проснулся у себя в постели.

19 марта.

Я был печален и озабочен весь день. Под предлогом сильной мигрени я лег спать в 8 часов вечера и скоро заснул, положив коралловые четки на сердце.

Я очутился в комнате Люси. Она была одна, лежала на кушетке и, казалось, дремала. Я подошел и длительно поцеловал ее в лоб. Ее сон как будто стал еще глубже; она вздрогнула и сказала мне:

— Это ты?

— Да, моя возлюбленная.

Я взял ее за руки, и вскоре душа ее обособилась, тогда как тело приняло вид трупа.

— Не покидай меня, — сказал я душе Люси, — не покидай меня более.

Она обвила меня руками за шею, а голову положила ко мне на плечо; я прижал ее к себе.

Так мы пробыли некоторое время, думая заодно; потом в дверь несколько раз постучали.

— Останься со мной, — сказал я Люси, — останься, хотя бы тебя звали и трясли твое тело. Останься!

И я крепче прижал ее к груди. Мне казалось, что сердце ее усиленно бьется: вся ее нежная оболочка дрожала.

Горничная ушла; мы слышали, как затихали ее шаги; несколько минут спустя раздались другие шаги, более решительные и звучные; после быстрого стука дверь отворилась и, нахмуренный, вошел господин Делиль. Он подошел к Люси и потряс ее, как бы стараясь разбудить.

— Не двигайся, моя возлюбленная! — тихо сказал я Тени. — Не двигайся! Оставайся со мной. Ты мне отдала твою душу, и я не расстанусь с ней.

Рука моя все ласковее сжимала ее талию; я прильнул губами к нежной щечке и говорил тихим голосом: вся моя душа выливалась в быстрых словах, которые я произносил.

— Оставь свое тело в летаргическом сне, который делает его неподвижным; не слушай призывов твоего похитителя, не чувствуй прикосновения его руки. Оставайся около меня, оставайся в моих объятиях, оставайся у моего сердца.

Люси дала себя убедить: голова ее тяжелее легла ко мне на грудь, руки ее теснее сомкнулись вокруг моей шеи. Между тем, господин Делиль нетерпеливо говорил своей жене:

— Проснитесь, Люси, проснитесь же… Она — как ледяная! — прибавил он, взяв ее за руку. — У нее вид мертвеца!..

Он положил руку ей на сердце.

— Однако же, сердце бьется, — сказал он.

Он еще раз попытался ее разбудить, но напрасно. Обеспокоенный, он попросил горничную сходить тотчас же за доктором.

Затем он стал большими шагами ходить по комнате, проявляя сильнейшее недовольство.

— На какой женщине я женился! — пробормотал он сквозь зубы. — Вот нелепая история!.. Говорил я отцу Фюрстеру, что Люси не любит меня и что лучше вернуть ей слово! Зачем он посоветовал мне настаивать? Какую роль играю я перед этой горничной, которая, должно быть, смеется надо мною в людской? Я стал посмешищем всей прислуги!

Гнев его разгорался; он был бледен, губы сжаты, глаза злые. Кончилось тем, что он схватил легкий стул и, пьяный от бешенства, разбил его об пол, говоря:

— Глупое происшествие!

Этот грубый поступок как будто успокоил его. Он вздохнул и сел. Через четверть часа пришел доктор. Он выслушал Люси, выстукал ее, ощупал пульс и сказал по-французски:

— Это — припадок летаргии. Ее следует оставить в покое.

— Что надо делать, чтобы ее вылечить?

— Ничего — в настоящий момент. Я приду завтра; лучше ничего не делать. Не беспокойтесь.

Господин Делиль пошел обедать; горничная осталась одна около Люси; зевая, она стала читать газету.

— Зачем нам находиться здесь? — сказал я возлюбленной Тени, которая, дрожа, смотрела на происходившее. — Выйдем из этой противной комнаты!..

В первый раз наши души пошли бродить вместе, среди ночной тишины. Поселок из отелей и дачек, теснящихся вокруг Альгамбры, был пустынен, и только лампы отеля „Вашингтон Ирвинг“ освещали нам дорогу.

Я скользнул к выкрашенным охрой стенам древней арабской крепости, увлекая за собою обожаемую, которая повисла у меня на шее. Мы понеслись вдоль разрушенных стен, которые спускаются к чудесному парку, украшающему узкую долину. Я стал на ноги в длинной аллее около фонтана с гербом Карла V и сел на каменную скамью, посадив возлюбленную к себе на колени. Только журчанье бьющей струи нарушало молчаливое спокойствие ночи».

Я не сразу решился заимствовать эти разговоры из тщательно составленных записок господина Леира; мне они казались малоинтересными для читателей. Однако, я переменил взгляд, когда отнесся к ним внимательнее: в них видна эволюция, медленно происходившая в уме госпожи Делиль, и эта эволюция может выяснить мотивы, руководившие молодой женщиной.