Коралловые четки

Такова роль, которую можно разумно приписать второй личности в первые два-три дня брака; эта роль впоследствии видоизменилась под влиянием господина Леира, присутствие которого, постоянное по ночам, подозревалось ей даже днем. Нормальная личность девицы Франшар, повинуясь, может быть, самовнушению или влиянию собственной подсознательной сферы, по-видимому, опасалась всякой супружеской ласки, даже самой незначительной. Ведь господин Леир, как он и говорил, мог невидимо находиться тут! Легко понять, как сильно должна была действовать подобная мысль на впечатлительную и чувствительную натуру. Этой мысли и следует приписать саму чрезмерность нервных реакций у госпожи Делиль, которую несколько неосторожная ласка, как мы это видели, доводила до конвульсий. Господин Делиль и не подозревал об этом моральном факторе, по крайней мере, вначале; испанский врач также не знал о нем. Отсюда произошло их общее заблуждение; действительная причина припадков от них ускользала, и они могли установить только несоответствие между действием и мнимой причиной. Объяснить это можно было лишь истерией.

Дурное расположение духа господина Делиля могло лишь усилиться от такого приговора. Жена его оказалась одержимой тяжким недугом, истинную природу которого от него доселе скрывали. Задеты были не только его самолюбие и тщеславие, но, пожалуй, и более существенные интересы его будущей семьи. Каковы могут быть дети от такой неуравновешенной женщины!

Эти разнообразные чувства, может быть, чрезмерно усилили его раздражительность и щекотливость: ему и в голову не пришло так поговорить с женою, как бы следовало в качестве мужа-христианина, то есть сослаться на долг и мистическую покорность Божьей воле. Лишь пользуясь мистицизмом своей жены, господин Делиль мог иметь некоторые шансы овладеть ею. Он не сумел или не мог этого сделать.

Темпераменты мистические имеют странную сложность, весьма способную пленить психолога и даже просто психиатра: к самым чистым духовным порывам у них примешиваются радости, которым не чужда грубейшая чувственность, и первые часто бывают предвестниками вторых. О подобных вещах очень трудно говорить ясно; скажу только, что нередко мистическая супруга Христа вкушает с полной реальностью Его брачные ласки.

Конечно, мистическое воспитание m-lle Франшар не зашло так далеко; молодой девушке нечего было страшиться тех опасностей, на которые я указываю. Тем не менее, они существовали, потому что они нераздельны по своей природе со всякой эволюцией мистических аффектов. Одним словом, если реальности любви еще не существовали в наивной душе Люси Франшар, то в потенциальной форме они в ней таились.

Их разбудил господин Делиль; sic vos![2] Грубый поцелуй, которым он придавил грудь своей молодой жены, был для нее откровением. Дремавшая в ней чувственность содрогнулась от обиды; но Люси тут же поняла, что другие губы приласкали бы, не оскорбляя. Ревность господина Леира, которую предугадывала деликатная чистота молодой женщины, уяснилась ей со всеми своими причинами и последствиями.

И в этом-то новом чувстве она почерпнула силу сопротивляться призывам своего мужа, добровольно оставляя свое тело в глубокой летаргии: она предпочла последовать за Леиром.

Этот первый шаг ее не тревожил: ведь тело осталось там, где был муж; одна душа витала с другим, которому и отдана была эта душа. Люси была убеждена в том, что поступает честно и логично, но в то же время начинала испытывать вблизи Леира какой-то новый неопределенный страх.

Таково было душевное состояние молодых людей, когда сон свел их у фонтана Карла Пятого. Продолжаю по запискам господина Леира:

«В течение нескольких минут мы сидели неподвижно в том тесном духовном общении мыслей, при котором каждый читает мысли и образы, проносящиеся в уме другого. Я чувствовал приятную теплоту милого тела, легкий вес которого покоился на мне; ее мерное дыхание то сближало, то разделяло наши груди; я слышал быстрое биение сердца, которое трепетало около меня. Несмотря на то, что ночь была темная, окрестность точно купалась в голубом свете. Подобно лунному сиянию, он обливал деревья, лишенные листьев, высокие стены Альгамбры и даже травы, которые трепетали от струйки воды, бежавшей вдоль края аллеи.