— Мой бедный дорогой друг, — сказала она, — нас преследует злая судьба. Я опять нахожу тебя больным и слабым. Твое отсутствие продлилось так долго, что я пришла в отчаяние! Пусть Бог простит мне: я предпочитаю, чтоб ты был со мной, хотя это преступно.
— Успокойся, моя любимая: я больше страдал от того, что не видел тебя, чем от своей раны, и твое посещение вернет мне прежнюю силу. Но ты-то сама, что теперь с тобой?
— Я также очень больна телом. По приезде я слегла, и с тех пор слабость так велика, что я все еще не могу подняться. С каждым днем чувствую себя все слабее и все больше прихожу в отчаяние. И потом, я не видала тебя так долго! Я была в смертельном ужасе. Сегодня я долго умоляла Пресвятую Деву прийти ко мне на помощь. Едва только я кончила молиться, как мне пришло в голову достать твое письмо: я сохраняла его на дне ящика, где сложены самые драгоценные сувениры моего детства и юности. Я велела принести мне этот ящик и вынула твое письмо. Признаюсь, я взяла его потихоньку и спрятала на своем сердце. Я почувствовала твое мягкое влияние, проникавшее в меня, как тонкое, нежное пламя; я заснула и пробудилась возле тебя. Прости, что я тебе это говорю, Антон, но я почти счастлива, что вижу тебя больным и раненым, так как теперь я знаю, что это было не добровольное отсутствие.
— Если бы моя воля не была в оковах, она не позволила бы моей душе покинуть твою ни на одно мгновение. Не думай никогда, что я забываю о тебе; ты меня понимаешь, правда?
Я взял ее в свои объятия и сидел, держа ее на коленях, укачивая ее, как ребенка. Мы долго нежно разговаривали, и она передала мне такие вещи, которые сейчас надо сказать вам.
Вы навещали ее два раза, второй раз — вместе с доктором Кенсаком. После ваших посещений она на минуту успокоилась, и надежда снова вернулась к ней; а то ведь она хотела умереть; но скоро ее тревоги возобновились: вы больше не вернулись, и к ней явился новый доктор. Это — некий доктор Понтарлье. Он сказал ей, что она скоро выздоровеет, что он предпишет ей энергическое лечение, что через неделю она сможет отправиться с мужем в какую-нибудь прекрасную страну, где восстановятся ее силы. Люси кажется, что злосчастное влияние, на мгновение удаленное, снова скопляется вокруг нее. Придите к нам на помощь, господин Эрто, мы надеемся только на вас.
— Вы хорошо сделали, немедленно предупредив меня; вы хорошо знаете, что я сделаю для вас даже и невозможное. Теперь я покину вас, чтобы быстро перейти к действию.
Я побежал на телеграф и назначил Кенсаку свидание по телефону на 10 часов вечера, причем сообщил ему, что нуждаюсь в сведениях относительно доктора Понтарлье. Потом я написал аббату Жога, прося его спешно навести справки и придти ко мне на следующее утро.
Телефонное сообщение с Кенсаком мне дали, вместо просимых 10 часов, только в сорок минут одиннадцатого. Мой старый друг имел терпение дожидаться меня.
— Это вы, Кенсак? Я — Эрто.
— Это я, мой друг. Как поживает барон?
— Ничего об этом не знаю, меня больше не звали.
— Не может быть!
— Пригласили доктора Понтарлье. Кто это такой?
— Много духовной силы, много знания, но весь в руках непримиримой католической партии. Человек честный, однако доступен политическим влияниям. Охотно согласился бы стать президентом какой-нибудь светской ассоциации, возникшей из упраздненной конгрегации.
— Теперь все ясно. Я ухожу.
— Сообщайте мне, как пойдет дело. Желаю вам полного успеха. Могу я вам быть полезен?
— У вас есть связи с начальством отца Фюрстера?
— Да, как я вам уже сказал.
— Скажите им, что интриги их агента открыты; если они не откажутся совершенно от своих замыслов в Базасе, я принужден буду сорвать маску с отца Фюрстера. Попросите их телеграфировать ему, чтобы он немедленно пришел ко мне.
— Я исполню ваше поручение завтра же утром.
— Спасибо, Кенсак, до свидания.
— До свидания, Эрто.
На следующее утро меня посетил аббат Жога. Бедняк был в большом смущенье. Ему удалось поговорить с госпожой Франшар, но она была очень сдержана и как будто встревожена чем-то. Барон же принял его с ледяной холодностью.
Узнал он мало. После визита Кенсака, господин Делиль уезжал на двое суток и вернулся вместе с отцом Фюрстером; они долго совещались с бароном, запершись от других, а вечером послали на вокзал за доктором, приехавшим из Парижа. Доктор этот сказал супругам Франшар и их зятю, что госпожа Делиль страдает нервной прострацией, но похвалился, что скоро поставит ее на ноги. Он выслушал историю о четках и посоветовал убрать их подальше. Их уже искали в комнате Люси, но не нашли и не решаются спросить у молодой женщины, куда она их положила.
— Господин Понтарлье рассыпался в похвалах вам и доктору Кенсаку, заявив, однако, что считает ваше мнение слишком пессимистичным; впрочем, он сделал одно замечание совершенно верное; а именно: что оба вы — неверующие и потому не знаете, какую поддержку врач может находить в вере своих больных и в их покорности воле Божией. Словом, все идет очень скверно для предначертаний Пресвятой Девы; но Ее воля все-таки восторжествует! — с убеждением прибавил аббат.