Корделия

Общая атмосфера зала, теплая и дружелюбная, оказалась лучше, чем она ожидала. Ей импонировал маленький оркестр, аккомпанировавший выступающим, веселые, зажигательные мелодии и весьма непосредственное поведение музыкантов, которые в паузах курили и переговаривались. Иногда в зале звякали ножи и вилки: какой-нибудь проголодавшийся зритель терял интерес к происходящему на сцене и уделял больше внимания еде. Но большинство довольствовались пивом и легкими закусками. Человек с военной выправкой обращался ко всем — и зрителям, и артистам — по имени и запросто обменивался с ними шуточками. Под конец дальний угол зала утонул в голубоватых клубах дыма.

Синьор Палермо был неподражаем, однако несколько затянул свой номер; зрители заерзали. Кто-то прочел трогательный отрывок о замерзшей собаке. Потом снова вышла мисс Лотти Фримен, в пальто и кепи путевого обходчика; на этот раз Корделия отнеслась к ней с большей симпатией. Девушка затянула песенку "Обходчик", при этом она попросила зрителей подпевать. Все хором грянули:

Напрасно стараюсь смотреть веселей —
Душа веселиться не хочет.
Любовь изменила — отныне милей
Ей стал путевой обходчик.

Незамысловато и трогательно. Стивен с Корделией присоединились к общему хору и, когда песня кончилась, радостно улыбнулись друг другу. Они забыли свою горькую разлуку и в этой уютной атмосфере, вдали от темных, сырых улиц, среди беззаботных гуляк, попеременно становились то водопроводчиком Хербом и его калекой женой, то Джеком и Тедди после удачного дня на бирже, то учителем Артуром и студентом-медиком Джо, то армянским евреем Майклом и Фредом, водителем омнибуса.

Гвоздем программы стали "Бостонские менестрели" — четверка мужчин, загримированных под негров: с курчавыми париками, лоснящимися черными лицами и широко раздвинутыми в улыбке губами. Они играли на аккордеоне, банджо, тамбурине и прищелкивали кастаньетами.

Начали с песенки "Если уж быть цветком, то маргариткой". За ней последовала "Суэйни-ривер", а затем "Хозяин лежит в земле сырой". На глазах у Корделии выступили слезы.

Они досмотрели представление до конца, и только тогда Корделия опомнилась и поняла, что уже десять часов. Ей давно пора домой!

— Куда ты спешишь? — увещевал Стивен. — И кого ты боишься? Двух жалких стариков, которые даже не заметят, в котором часу ты вернулась? Останься еще ненадолго! Хочешь есть? Могу предложить сандвичи и богатый выбор напитков.

Но она ни за что не соглашалась остаться, и Стивен поручил слуге приготовить его коляску. Пока они ждали, вошла барменша — женщина лет пятидесяти, с добродушным лицом и обесцвеченными волосами. Стивен представил их друг другу:

— Это Чар, старый друг нашей семьи. А это мой друг, Корделия.

— Добрый вечер, Корделия, — сказала барменша. — Рада познакомиться.

Она окинула Корделию оценивающим взглядом, отчего той стало не по себе.

В коляске она вспомнила о дневнике Маргарет. Она думала показать его Стивену и спросить совета, но теперь это казалось мелким и несущественным, хотя по-прежнему волновало ее, так же, как слова Дэна.

— Волшебный вечер, — сказал Стивен. — Побольше бы таких!

— Да, Стивен. Спасибо тебе за все.

— Эти две недели должны стать апогеем нашего счастья. Что бы ни случилось потом, как бы мы ни распорядились своей жизнью, постараемся взять от этих дней как можно больше.

— Почему вдруг такой серьезный тон?

— Не вдруг. Между нами все очень серьезно — с самого начала. Но ведь еще ничего не решено, правда? Значит, нужно жить сегодняшним днем. Завтрашним, послезавтрашним…

Корделия устремила взор на его красивый, мужественный профиль. Стивен повернулся к ней, и в его глазах вспыхнули огни. Его присутствие и утешало, и будоражило.

— Мы не могли бы побыть вместе, как в июле? — шепнул он. — Поедем ко мне, это в паре миль отсюда. Сейчас там никого нет, кроме спящих слуг. Это слишком чудесно, чтобы упустить такую возможность. Один шанс из тысячи! Прошу тебя! — он с мольбой накрыл руку молодой женщины своей ладонью и впился взглядом в ее лицо, пытаясь во тьме угадать его выражение.

— У нас только один выход, — сказала Корделия, — хотя он и внушает мне ужас. Ты говорил, что, скорее всего, через год-другой уедешь из Манчестера. Я последую за тобой.

— Корделия, нельзя ждать годы. Мы же любим друг друга, только это и имеет значение. Если бы мы встретились несколькими годами раньше, мир благословил бы нашу любовь. Твой брак — печальная ошибка… — у него на языке вертелось: "И мой", — но он был не настолько уверен в Корделии, чтобы решиться на такое признание.

— Да, я знаю. Я ничем не обязана Фергюсонам — если принять во внимание… — ей хотелось сказать: "их возможную вину в смерти Маргарет". — Зато мои родные… Ох, дорогой, прости, я совсем запуталась.

Он продолжал настаивать, и Корделия начала потихонечку уступать.

— В тот раз, когда окно оказалось запертым, я чуть не умерла от страха…

— Прошу тебя! Твой плющ выдержит…

— Ох, нет!

— Почему? Это удобнее всего.