Несмотря на все сказанное вами вчера, я чувствую, что не могу больше оставаться в этом доме. Пожалуйста, поймите: я не могу и не хочу судить. Никакие слова или поступки не изменят случившегося. Необходимо начать новую жизнь – но не так, как предлагаете вы. Поэтому я уезжаю – вместе с Яном.
Прощайте. Корделия."
Она перечла письмо и осталась недовольна. Полуправда, одна только полуправда. Она не открыла ему ни одной из главных причин. Но все-таки это лучше, чем уехать, ничего не сказав.
Она оставила письмо в конверте на туалетном столике. Когда няня привела Яна, Корделия уже ждала их в пальто, шляпе и перчатках.
– Вы куда-нибудь едете, миссис Фергюсон? Погода ужасная – ветер и слякоть.
– Ничего. Не нужно раздевать Яна – я беру его с собой в город. Только переобуйте: кажется, он промочил ноги. Бетти, пускай один из садовников сходит за кэбом.
– Да, мэм.
"Ждать. Это самое трудное. Она не успела написать родителям – нужно будет сделать это сразу же по приезде в Лондон. Все еще так неопределенно!"
Подбежал Ян, готовый отправиться в путешествие.
– Мамуля, а почему идет снег? Няня не хочет говорить. Наверное, она не знает…
– Да, но почему он белый?
– Мамуля, а куда мы едем? К дедушке? Чей там сундук на крыльце?…
"Ждать. Голова идет кругом от вчерашних и сегодняшних мыслей. Вдруг не удастся найти кэб? Сегодня ненастное утро – вполне можно застрять." Корделию охватила паника. Ждать можно только до одиннадцати двадцати. Если и к тому времени не будет кэба, придется закладывать экипаж Фергюсонов. Дурацкое малодушие не позволило ей этого сделать. Что с того, если бы и узнали о ее отъезде?
– Мамуля, я метнул снежок и попал в кошку, а она прыгнула и поскользнулась на льду. Вот потеха! А несколько больших мальчиков бросались снежками на площадке для крокета. Няня сказала, что они плохо воспитаны, потому что кричали нехорошие слова, но нужно их жалеть, потому что их не научили и у них нет башмаков и чулок…
Одиннадцать двадцать. Корделия резко поднялась. Ян изумленно посмотрел на мать.
– Идем, – сказала она.
– Куда, мамуля? В магазин за игрушками? Я видел одну чудесную пушку, она стреляет настоящими ядрами.
Она заглянула в его большие круглые глазенки – с огромной любовью, почти страстью. "Дай мне Бог мужества и ума, – подумала Корделия, – чтобы эта любовь никогда не превратилась в источник ненависти."
Они вышли из спальни.
– Не шуми, дорогой, хорошо? Не нужно беспокоить дедушку.
Приблизились к лестничной площадке. По лестнице медленно поднимался мистер Фергюсон. Корделия быстро втащила Яна обратно в спальню. Он начал протестовать, вырываться, но она успела захлопнуть дверь и теперь стояла, запыхавшись, и гадала: видел он их или нет? Скрип-скрип… Мистер Фергюсон прошел мимо.
– Мамуля, поиграем в прятки! Ну, пожалуйста! Закрой глаза, я скажу, когда будет готово.
– Не сейчас, родной. Посиди тихонько. Знаешь что? Давай играть в индейцев – как будто нам нужно выбраться из дома, чтобы не услышал дедушка.
– Да! Дедушка будет медведь – мы его боимся. Как мы играли с дядей Прайди. Мы индейцы, у нас луки со стрелами…
Она снова открыла дверь. Мистер Фергюсон закрылся у себя в спальне.
– Пора, – и они начали на цыпочках, точно заговорщики, спускаться вниз. Экипаж будет готов через десять минут. Что делать это время? Где укрыться? Пожалуй, безопаснее всего – на кухне…
Появилась Бетти.
– Подъехал кэб, мэм. Фарроу говорит, что долго не мог его найти.
– Спасибо. – Какое облегчение! Скорее, скорее в путь! – Идем, Ян. Мы едем вместе.
– Кэб за воротами, мэм. Кэбмен побоялся подъехать к дому: очень уж развезло дорожку.
– Ничего, так даже лучше. Бетти, подержите, пожалуйста, дверь.
– Дайте я помогу вам, мэм.
– Спасибо, он легкий.
– К обеду вернетесь, мэм?
Последняя ложь.
– Точно не знаю. Скажите миссис Мередит, чтобы на всякий случай нас не ждали.
Скорее прочь – по скользкой дорожке! Экипаж. Кэбмен в непромокаемом плаще. Лошадь цокает копытами; из ноздрей валит пар. Быстрый прощальный взгляд на крышу дома - в черных и белых пятнах слякоти; на тяжелые занавески и переплетения ветвей… а вдалеке – шум и лязг железной дороги.
Корделия глубоко вздохнула.
– На Лондонский вокзал.
Она сказала извозчику.
– Вот адрес. Это недалеко от Сохо-сквер.
– Сохо-сквер? Не сомневайтесь, леди. Знаю это место.
Корделия впервые в жизни очутилась в Лондоне. Еще не совсем стемнело; суета и уличное движение одновременно пугали и приятно волновали. Ян всю дорогу до Лондона проспал, и у нее было достаточно времени для размышлений. Постепенно волны ожидания и надежд на будущее поглотили мрачные воспоминания о прошедшем.