Кордес не умрет

Тюрьма. Длинный, низкий проход палево. Множество дверей. Небольших, железных дверей, с номерами и надписями, с глазками и какими-то условными знаками около них. Камеры. Сзади них решетки, образующие коридор. Решетки — словно за ними содержат хищных зверей.

Прямо передо мной стол, заваленный бумагами. За ним сидит человек в темно-синем мундире с серебряным шитьем.

Форменная фуражка над широким красным лицом. У стола белая и гладкая, похожая на садовую, скамейка. Здесь внутри очень светло и жарко. Светло от многочисленных неоновых ламп, и пахнет… Да, чем же это пахнет?.. Дезинфекцией. Дезинфекцией и эрзац-кофе.

Эрзац-кофе и железом. Сильно пахнет железом.

Вторая дверь, сзади нас, снова заперта. Это, по-моему, уже излишне, потому что двое полицейских по-прежнему меня «опекают».

Один кладет мои вещи на стол, чемодан ставит справа от него. Другой — с красной шеей — кладет на стол папку с бумагами. Принимающий выписывает квитанцию, стараясь изо всех сил показать, что здесь во всем поддерживается образцовый порядок.

Полицейские отдают честь, что выглядит несколько комично, потому что оба в штатском, и вместо фуражек у них на головах шляпы.

Тот, с красной шеей, после церемонии передачи, выходит, запирая за собой дверь, и я его понимаю.

Я остаюсь под наблюдением второго; обмахиваясь шляпой, он одаривает меня подобием улыбки. Улыбка у него не очень получается. Думаю, моя ответная — тоже.

— Садитесь, пожалуйста!

Человек за столом указывает на белую скамейку.

Звонит телефон.

— Вас слушают. Гауптвахтмейстер Пагель на проводе.

Прислушивается. Глядит на меня.

— Да… Момент!

Затем обращается ко мне:

— Адвокат наверху. Хотите с ним переговорить?

— Да. Конечно!.. Доктор Деган! Слава богу!

— Все в порядке, — говорит в трубку сидящий за столом надзиратель. — Доставить наверх?.. Слушаюсь!

Он кладет трубку и делает знак своему коллеге:

— Зайдите в центральную за адвокатом доктором Деганом! У него есть разрешение на встречу и беседу с подследственной Этьен.

— Слушаюсь, — отвечает тот и идет по коридору назад. Гауптвахтмейстер Пагель продолжает писать.

Я сижу и жду. Стало совсем тихо. Сколько же сейчас времени?

Два человека в поношенном гражданском и третий в тиковом халате в сопровождении полицейского подносят к решетке большой закрытый термос. Там стоит стол, на котором высится колонна из алюминиевых мисок.

Они открыли термос. Оттуда повалил пар. Человек в тиковом халате с помощью полицейского разлил содержимое большого термоса по мискам. Надзиратели открыли камеры. Двоим в хороших костюмах налили по полной миске, — должно быть, тюремная аристократия. Камеры снова закрыли. Я так и не успела рассмотреть, кто в них сидит. Лучше ни о ком и ни о чем не спрашивать! Из термоса доносится до меня довольно приятный запах. Чувствуется морковь, пахнет бараниной.

— Хотите есть? — спросил гауптвахтмейстер Пагель.

Я отрицательно покачала головой.

— Я вам советую. Ничего не будет до вечера.

Он говорил правду.

— Нет. Спасибо. Мне не до еды.

Он пожал плечами, продолжая писать. И чего он все время пишет?

Полицейский, которого Пагель послал в центральную часть здания, вернулся. Позади него шел высокий сухощавый мужчина в светло-сером пыльнике, с дипломатом и шляпой в руке. Его седые волосы на затылке упрямо не поддавались расческе. Он понравился мне с первого взгляда, особенно когда улыбнулся. Светлые подстриженные по-английски усики подчеркивали белизну зубов.

Я испытала чувство, подобное тому, которое испытывает мореплаватель, долго плывущий по воле волн и увидевший наконец прибрежный маяк.

— Деган, — представился «маяк» и протянул мне руку. Узкую, теплую, сильную руку.

Я заметила, что плачу, но ничего не могла с собой поделать. Слезы текли обильной струей, я всхлипывала и в какое-то, по-видимому, мало подходящее мгновение пробормотала: «Этьен».

— Ну, что вы, уважаемая! Кто будет тогда…

У него был приятный голос. Он говорил, как отец у постели своего больного ребенка.

Голос… Рука… Все оказалось много лучше…

— Где мы сможем поговорить?.. — спросил он гауптвахтмейстера деловым тоном.

— Седьмая, — сказал гауптвахтмейстер и спросил:

— У вас есть полномочия?

— Ах, извините. Я совсем было забыл.

Деган вытащил из дипломата бланки и передал мне:

— Здесь записано, что вы, почтенная фрау, полностью мне доверяете и предоставляете право в официальном порядке вести ваше дело. Ставьте здесь, — он указал, — свою подпись, и все: я буду целиком и полностью в вашем распоряжении.

Я быстро встала с места, подошла к столу, взяла отливавшую серебром авторучку, которую он мне подал, и поспешно подписала документ. Это даже доставило мне некоторое удовольствие, может быть, потому что я ничего подобного ни разу в жизни не подписывала.

— Благодарю, — сказал он, взял у меня ручку и передал доверенность гауптвахтмейстеру.

— Седьмая, — повторил гауптвахтмейстер. — Я не буду вам мешать, герр доктор… Я знаю вас…

— Премного вам благодарен, дорогой герр гауптвахтмейстер.

Деган улыбнулся. У него была необычайно заразительная улыбка. Все надзиратели, стоящие вокруг, тоже улыбнулись. Но он этого словно бы не заметил.