— Будем надеяться, что к маленькому селению враги не подойдут, — сказал он Новограбленову. — Там, господин боцман, немедленно оповестите людей о нападении врага и пусть охотники идут на помощь петропавлов-цам.
Боцман быстро спустился на бот.
Римский-Корсаков, оценив обстановку, понял, что в Авачинскую губу корабль вести не следует: к защитникам порта ему не пробиться, а шхуна с секретной почтой может оказаться у врага. Воин Андреевич принял решение уйти в море. Ему было известно, что в Камчатку направляются два невооруженных транспорта с провиантом. Они вполне могут стать добычей чужеземцев. И капитан-лейтенант повел «Восток» от берегов Камчатки с намерением обязательно найти в море «Байкал» и «Иртыш», предупредить их капитанов об опасности, затем следовать в Де-Кастри — о нападении англо-французской эскадры на Петропавловск должен знать вице-адмирал Путятин.
И вот счастливый случай: шхуна «Восток» не разминулась с «Байкалом». Офицеры обстоятельно обсуждают события, продумывают, как лучше поступить в сложившейся ситуации. «Байкалу», безусловно, надо возвращаться назад. Но на нем мало осталось питьевой воды. Не может поделиться ею и Римский-Корсаков — моряки
«Востока» совсем недавно думали, что живительной влагой запасутся в Камчатке. Теперь у обоих экипажей была надежда только на дождевую воду. А если не будет ненастья?.. И все же офицеры решают направить «Байкал» к Сахалину до встречи с «Иртышом», а далее вместе проследуют в залив Де-Кастри. Но все же как поступить Воину Андреевичу? На борту «Востока» камчатская почта, среди которой секретное послание Н. Н. Муравьева губернатору полуострова.
— По-моему, надо шхуне идти в Усть-Большерецк, — подсказал Стиценков, лучше других знавший Камчатку.
Маленький порт, расположенный на западном берегу Камчатки, в трехстах верстах от Петропавловска, всем показался единственно удобным и менее опасным местом для стоянки судна. И расстояние до него теперь осталось небольшое — примерно такое же, как до Авачин-ской губы.
— Решено! — поддержал предложение Римский-Кор-саков. — Идем в Усть-Большерецк.
Стиценков, хорошо знавший Воина Андреевича, попросился перейти с «Байкала» на его шхуну.
— Рад случаю, — охотно согласился Римский-Корсаков. — Вы, полагаю, торопитесь в Петропавловск. У меня к вам будет просьба. Это послание необходимо передать лично Завойко. — Он протянул пакет с сургучными печатями. — Оно строжайшей секретности. В случае неизбежности, сожгите…
Стиценков, горя нетерпением добраться до Петропавловска — там у него еще и семья — клятвенно заверил, что из Усть-Большерецка пакет будет доставлен губернатору в кратчайший срок.
Корабли разошлись.
24 АВГУСТА
Поведение врага вызывало у петропавловцев недоумение, удивление, раздражение, тревогу. Англо-француз-ская эскадра не выступила 21 августа, стояла без движения следующие сутки, ничего не предприняла и на третьи. Замыслы противника начали казаться невероятными, загадочными. Одно было ясно: чужеземцы готовятся, основательно и тщательно, к решительному сражению.
Но почему так долго? Неужели настолько серьезно повреждены корабли, что почти три тысячи человек не могут до сих пор привести их в боевую готовность? А может, противник преувеличивает силы петропавловцев и у него появилась неуверенность? Но ведь беглые американцы наверняка сообщили, сколько в порту вооруженных защитников. После этого смешно мыслить, что враг не уверен в своих возможностях. Здесь нечто другое. А что? И тут мнения не совпадали. Одни утверждали, что союзники вырабатывают такой совместный прожект, который должен позволить им овладеть портом без повреждений кораблей и потери живой силы; другие уверяли, что задержка штурма — несомненный признак неверия чужестранцев в собственные силы, грызня между командирами, торговля за менее опасные участки в сражении; третьи считали неторопливость противника чопорной манерой европейцев. Так оно или не так, никто из петропавловцев знать не мог, а догадки всегда остаются догадками.
Раннее утро 24 августа. Оно напоминало момент, когда трое суток назад чужестранцы начали готовится к штурму порта: тот же шум, то же оживление.
Завойко, как и в начале минувшего сражения, стоял на вершине Сигнальной сопки, над заново восстановленным аванпостом. Наблюдая за действиями противника, он с некоторой тревогой ждал расстановки кораблей. Его жгло нетерпение знать, какой же прожект сражения на сей раз навяжут чужеземцы.
Пароход, получивший у петропавловцев кличку «Разводящая», взял на буксир фрегат «Пайке» и, протащив его вдоль Ракового перешейка, отцепил против мыса Сигнальной сопки, на расстоянии, не доступном береговым орудиям. «Вираго» затем расставил вблизи фрегата бриг «Облигадо» и корвет «Эвридика». Все три корабля развернулись так, чтобы действовать против южных батарей — Сигнальной, Кошечной и Красного Яра.