Kore wa ookina himitsu desu ka? (СИ)

— Фейтан, ты совсем идиот? — её смех прервался и Мисаки затихла. Она окатила Фейтана презрением, заставившим его отшатнуться. — Ты всерьез думал, что я люблю тебя? Ты верил всей той чуши, что я наплела? Очнись. Какой нормальный человек полюбит тебя? Ты вообще себя в зеркале видел? Уродливый недоносок с дерьмом вместо мозгов, зато с каким гонором и чувством собственной важности! А еще и наивный, как ребенок.

Мисаки снова засмеялась. Фейтан открыл рот, пытаясь выдавить из себя что-нибудь не менее оскорбительное, но у него не нашлось слов. Руки затряслись, а дрожь со временем перекинулась на все остальное тело. Хватит. Пусть это завершится…

— Но вот кого из вас я однозначно уважаю, так это Мачи. Только она среди вас всех что-то понимала. Остальные лишь ходили вокруг да около или вовсе ни о чем не догадывались. Чем вы не сборище идиотов?

— Жаль, что здесь нет Пакуноды, — задумчиво произнесла Шизуку. — Её бы допросить не помешало.

— А наш дознаватель сегодня, похоже, не в духе, — цинично бросил Финкс в его сторону. Фейтан продолжал бороться с дрожью. Безуспешно — подбородок тоже заходил ходуном, а ноги подкосились, удерживая его в вертикальном положении благодаря лишь чуду.

— Жаль, что все кончится здесь и сейчас, — рассмеялась Мисаки. — У меня ведь столько всего было для вас приготовлено. Очень жаль, что я не успела всех вас по могилам распихать и собственноручно распять Куроро вниз головой.

— Довольно подходящая смерть для меня, — задумчиво произнес Куроро. Ну конечно, у него ведь есть пальто с крестом Святого Петра на спине… — Но не слишком ли ты самоуверенна?

— Не слишком, — выплюнула Мисаки ему в лицо. — Ну, а что в этом такого? Это ведь вы, подонки, сломали мою жизнь, почему бы мне не стремиться к тому же? Увогин изнасиловал меня, за это и сдох, как чертова псина. Смотри-ка, я на что-то способна, дорогуша. Так почему я не имею право на самоуверенность? И не надо так смотреть на меня, Финкс. Будто не помнишь, как вы с Нобунагой разрывались со смеху, глядя на это. Жаль, до вас двоих добраться не успела.

— Ах ты…

Финкс замахнулся рукой, сделав пару вращений, но между ним и Мисаки появился Фейтан. Он забросил девушку себе на плечо, словно мешок с картошкой и выскочил в окно. Если кому и убивать Мисаки, так это ему. Внутри все горело. Сжигало внутренности, как его восходящее солнце сжигало тех, кто осмеливался встать у него на пути. Приходилось прикладывать много усилий, чтобы держать глаза сухими, а руки твердыми. Каждый удар сердца казался пыткой — в груди словно выжгло огромную дыру.

— Решил сам со мной разобраться? Чудно, — проворковала она. — А знаешь что, дорогуша? Ты в курсе, что перед тем, как взяться за тебя, я перетрахала почти половину вашей сраной труппы?

Дыхание сбилось. Еще минуту назад ему казалось, что ничего больнее быть не может, но Мисаки вонзила в него еще один нож. Маска спокойствия, которую он удерживал, тратя столько сил, дала трещину.

— Мне просто нужен был кто-то сносный, перед тем как взяться за урода вроде тебя, — Мисаки засмеялась. — Увогин, Франклин, Шалнарк, Финкс… Да я даже посидела на лице у гребаной Пакуноды. Смотри сколько людей мне понадобилось.

Изо рта вырвался всхлип. Фейтан покрепче вцепился в ногу Мисаки и перебросил её через плечо. Она улетела в обочину, раскрыв рот от неожиданности. Фейтан отбежал достаточно далеко от города, их окружали высокие деревья и тишина начинающейся ночи. Её тело изогнулось под странным углом от удара о дерево.

— А знаешь, я рада, что умираю сейчас. Хоть забуду, как ты выглядишь без одежды, урод, — она сплюнула кровавый сгусток ему под ноги. Улыбка не сходила с губ, даже когда она лежала у него под ногами, сломанная и искалеченная. В глазах продолжало плескаться презрение. Желтый — цвет безумия.

Тем днем Фейтан сделал для себя малоприятное открытие. Ему не обязательно быть переломанным и изрезанным, чтобы спалить своего врага дотла. Оказалось, душевная боль тоже прекрасно подходит.

1 июня 1999, вторник.

Сколько времени? В комнате темно, все окна зашторены. Тихо. Фейтан снова засиделся допоздна. Он сидел в том самом кресле, пустым взглядом уставившись на дверь. С подбородка что-то капало на его сцепленные руки. Черт. Он провел рукой по лицу — всё в слезах. Как хорошо, что все уже спят.

Его захлестнула волна ненависти к себе. Сколько можно? Прошло больше года с того вечера, пора бы уже отпустить эту ситуацию. Давно пора соскрести со стенок остатки фарша, которые раньше были Фейтаном, и вылепить из них что-то новое. Пора двигаться дальше.

Но воспоминания терзали его так же сильно, словно это произошло вчера. Сколько можно было сидеть в темноте, как сейчас, и прокручивать в голове все произошедшее? Сколько еще он собирается рыдать как последний слабак? Фейтан вытер глаза рукавом рубашки и скривился.

Тяжело было не от предательства. И даже не оттого, что от его любимой Мисаки осталась лишь кучка пепла под ногами. Действительно убивало то, что самая счастливая пора его жизни оказалась насквозь пропитана ложью.