Дети росли; вместе с тем росла и разница, что сделалось особенно заметным, когда дети начали учиться: Куи-дону ученье давалось легко; он все понимал и быстро запоминал, и в 15 лет знал столько, что смело мог уже думать о государственных экзаменах. А сын чхье-би в это же время был дурачком и едва мог читать и писать. Чхье-би возненавидела Куй-дона острой ненавистью, и решила во чтобы то ни стало убрать его с дороги ее сына.
Однажды, будучи не в силах сдержать свою злобу, она оказала Куй-дону:
– Погоди, недолго тебе еще придется воображать себя хозяином здесь!
Мать Куй-дона слышала это из другой комнаты и поняла, что чхье-би замышляет что-то дурное против ее сына… Но как его уберечь здесь, дома, когда он ежеминутно находится на глазах злой женщины?
Единственным верным средством спасения было удалить сына из-дому до тех пор, пока он возмужает и будет в состоянии сам себя уберечь.
Улучив минуту, когда чхье-би куда-то ушла, чэ откровенно поговорила с сыном, и Куй-дон согласился с доводами матери.
– Батюшка, – обратился Куй-дон к отцу после ужина, – благодарю вас за то, что вы меня учили; но если вы хотите, чтобы я мог поступить на службу, мне нужно быть поближе к столице… Отпустите меня; я побываю в других местах, увижу свет, поучусь, и вернусь домой только тогда, когда стану на прочную дорогу.
Услышав эти слова, чхье-би обрадовалась: вне стен своего дома легче будет избавиться от ненавистного Куй-дона; ведь мало ли что может случиться с путником в дороге?
Отцу жалко было расставаться с сыном; но чхье-би ночью стала доказывать мужу, что мальчик прав:
– Чему он научится в этой трущобе?! Отпустите его, если уж он так рвется из дому; чужие места и чужие люди научат его уму-разуму!
– Но ведь он еще очень молод и неопытен, – возражал отец, – и мало ли что с ним может приключиться дорогой!
– А вы дайте ему для охраны верного слугу, – уговаривала чхье-би.
– Кого-же дать из наших слуг? Разве Тянь Шэн-мини?
Тянь был давнишним преданным слугою в доме Пака, и чхье-би его не любила.
– Тянь очень стар и ему не уберечь Куй-дона, возражала она.
– Ну так кого-же послать с мальчиком?
– Пошлите Тор-се![1] Он-молод, силен, смел; он будет хорошим спутником и верной охраной для Куй-дона.
Когда чхье-би, при замужестве, входила в дом Пака, то она хотела иметь верного и послушного ей слугу; поэтому она тогда-же наняла Тор-се и всячески ему покровительствовала; поэтому своей госпожой он считал только чхье-би.
Пак подумал, подумал, и согласился.
Рано утром чхье-би отозвала Тор-се в конюшню и, давая ему кошелек с деньгами, сказала:
– Вот что, Тор-се: наш щенок едет в столицу. Ты едешь с ним. Путь далекий, небезопасный, и проходит через Паль-ньон (
Top-ce был рад: шутка сказать – быть управителем у чиновника! Да и хозяйка будет у него в руках… Это значит быть самому хозяином!
И он согласился.
Скоро Куй-дона снарядили в путь-дорогу и дали ему осла. Мальчик повесил на шею кошелек с деньгами, сел на осла, перекинул сзади на седло два переметные мешка с вещами и провизией и, напутствуемый советами отца и слезами матери, выехал из родного дома на юг в поисках счастья.
Top-ce шел сзади, подгоняя осла.
Долго шли они, ночуя на постоялых дворах или уединенных крестьянских усадьбах, изредка попадавшихся им на пути, и, наконец, дошли до Восьми Перевалов.
Миновали Первый перевал благополучно; прошли и Второй. Третий… Вот и Восьмой – самый крутой и самый высокий.
Стали взбираться на него. По обеим сторонам дороги безмолвно высятся огромные дубы; изредка вырисовываются на синем небе изъеденные временем скалы на вершинах пиков; кругом – никого, таинственная тишина.
Здесь то и решился Тор-се выполнить свое злодейское дело. Вынул он нож и замахнулся, чтобы всадить его в спину своему господину….
Вдруг все деревья зашумели, замахали ветвями, хотя никакого ветра не было, и, к ужасу путников, дубы стронулись со своих вековых мест, и двинулись к ним…
У подлого слуги нож выпал из рук.
К довершению ужаса, наступавшие деревья расступились, и из-за них выступила гигантская человеческая фигура, не меньше девяти цэ[2] ростом; голова ее была выше нижних ветвей дубов.
Куй-дон, ни жив ни мертв, остановил осла. Но каково-же было его изумление, когда великан подошел к нему, встал перед ним на одно колено и сказал:
– Шьоин пёомни-да[3].
– Тореним
Неожиданное миролюбие великана вернуло Тор-се его обычное нахальство и дерзость. Он закричал:
– Как ты смеешь останавливать мирных прохожих? Что ты, разбойник на большой дороге что ли? Убирайся от нас вон…