– Начальник политотдела убыл на совещание. Полетаем?
Глаза его были полны азарта, он нетерпеливо потирал руки, как игрок в предвкушении выигрышной партии. Такие предложения поступали не в первый раз и Колесникова особо не радовали. Случись что с комдивом, Павла моментально сделают козлом отпущения.
– Ну… товарищ полковник… У нас уже назначена пара для патрулирования переправ…
– Вот мы и будем патрулировать, – перебил его Кожедуб. – А ребят пошли китайцев натаскивать – их командование сделало запрос на инструкторов. Временно, конечно. Мы с тобой полетим контролировать мосты. Я у тебя буду ведомым.
Колесников понял, что ему не отвертеться, что против лома нет приема, и дал согласие. Кожедуб открыл стенной шкаф и тут же, не стесняясь, быстро облачился в летную форму:
– Поехали!
«МиГи» стояли с уже разогретыми двигателями, когда Лопатникову сообщили об изменении в составе воздушного патруля. Он скорчил недовольную мину, но смирился с неизбежным.
Покружившись над мостами с вереницами грузовиков и оценив окружающую обстановку, Колесников было собрался возвращаться на базу, но в наушниках раздался голос Кожедуба:
– Давай дальше пролетим, до моря. Посмотрим, что там.
– Товарищ полковник, но это же запрещено, вы сами и запретили.
Колесников, конечно, выполнил бы приказ, кто запретил, тот и разрешит, но Кожедуб дал отбой:
– Слушаюсь и повинуюсь ведущему.
Это была шутка. Павел вздохнул с облегчением.
Неожиданно из-за горизонта появилось три самолета, по признакам – два «шутера» и бомбардировщик «В-29».
– Товарищ полковник, вы видите?
– Вижу. Летят бомбить мосты. Что прикажешь?
– Будем атаковать. Я возьму на себя «шутеры», а вы займитесь «крепостью».
– Понял, выполняю.
Чувствовалось, что полковнику нравилось не командовать боем, а подчиняться. Его обуяло злое веселье, азарт удачливого игрока.
«Комдив форму не потерял, не подкачает», – подумал Колесников и приготовился к атаке. Он не в первый раз участвовал в полетах вместе с Кожедубом.
Оба «шутера» попытались атаковать самолет Колесникова сверху со снижением на предельной скорости, но тот ушел из-под удара крутым боевым разворотом вверх и сам атаковал, поймав одного из противников в прицельную сетку. Пушечный залп сделал свое дело – американец завалился на левое крыло. Второй «шутер» попытался зайти Колесникову в хвост. Раздался голос Кожедуба:
– Добивай первого, я прикрою.
Заработал пулемет, и противник отвалил в сторону, уходя от огненной трассы.
«Иван Никитович с ним разберется».
Колесников догнал улетающего подранка и, подойдя на близкое расстояние, практически в упор расстрелял самолет противника. Тот задымился и резко пошел вниз. Мелькнул купол раскрывшегося парашюта.
«Этот готов. Возвращаемся».
Колесников сделал крутой разворот и мгновенно оценил обстановку. Кожедуб и американец попеременно атаковали друг друга, демонстрируя фигуры высшего пилотажа. Американец оказался крепким орешком. Бомбардировщик же развернулся и, уйдя вверх, пустил в дело свои нижние пулеметы.
– Иван Никитович, займись «крепостью», с этим я разберусь.
– Понял. Делаю, – раздалось в ответ.
Колесников ушел вниз, а потом, резко задрав нос своего «МиГа», выстрелил по пролетающему выше «шутеру». Тот задымился и стал удаляться вглубь Корейского полуострова. Павел не стал его преследовать, а подключился к Кожедубу. Но в этом уже не было необходимости. Полковник атаковал бомбардировщик с короткой дистанции и поджег ему двигатель. Еще очередь, и вражеский самолет взорвался в воздухе. Осколки ударили по «МиГу» Кожедуба, пробили несколько дыр в фонаре кабины, но самого полковника не задели.
– Иван Никитович, вы в порядке?
«Не приведи Господь!»
– Продырявили маленько, но не меня, а самолет. Сам жив-здоров, машина на ходу, хоть и дырявая. Возвращаемся?
Кожедуб чувствовал себя в небе, как рыба в воде.
– Возвращаемся.
И «МиГи» устремились на базу. Их провожало своими лучами весеннее полуденное солнце.
– Хорошая была охота, – сказал Кожедуб, когда они приземлись. На лице полковника сияла широкая улыбка. – Все сбитые самолеты на тебя запишем – на меня нельзя.
– Во Владивостоке организуют встречу работников прессы с представителями советских военнослужащих, скажем так, имеющих отношение к Корейскому конфликту. Событие небывалое, но тем не менее… Большая политика. Хотели меня привлечь, я отказался, но ведь кого-то надо! Вот вы и поедете, поговорите с журналистами.
Колесников и Полонский слушали комдива, раскрыв глаза от удивления: «Ничего себе заданьице!»
В победном угаре, сразу после окончания Великой Отечественной войны, Кожедуба согревало всеобщее внимание, он раздавал интервью направо и налево. Потом ему все это приелось, и он стал избегать назойливых газетчиков. Всему есть мера.