Корейский Коридор

— Нет. Я говорю об элементарной частице, которая возникла в коллайдере, а потом исчезла. Но постой, ведь эта штуковина была запущена в России… Почему это повлияло на вас, находившихся в Кёнсане?

— Когда я говорю слово «взгляд», — тихо сказал Дэмио, — я имею в виду именно то, что означает это слово, мисс Мэри. Взгляд Бога. За экспериментом следили не только у вас в Москве, я уже объяснял. Массачусетс, Берлин, Лион, институт в Осаке. Медельин в Колумбии. Международный университет Конго. Аделаида в Австралии. Индусский Мумбай. Оксфорд. Кембридж. Исламабад. Университеты Шанхая. Весь мир, весь этот чертов научный мир. Величайший эксперимент в истории науки видело все человечество. Все физики-ядерщики. Все, кому была близка эта тема, кто вкладывал в нее деньги, труд, ум и талант! Возможно, большинство простых людей и не знало об этом, но все, кто мог и был должен, следили за экспериментом во все глаза. Мы смотрели на главный экран центра управления русским коллайдером сквозь очи видеокамер. Теперь улавливаешь? Когда ты смотришь на кого-то, этот некто смотрит на тебя в ответ.

Спина Мэри похолодела. Ее взгляд остановился на лице Дэмио. В его глазах горело безумие открывателя. Никому неведомо, прав ли он был, говоря всё это, или нет, но в тот момент парень верил.

— Почему… — Мэри закашлялась. — Почему срок именно такой? Почему тридцать лет для всех, а для вас всего несколько минут? И почему… анабиоз завершился?

Взгляд Дэмио потух.

— Точно не знаю, — со вздохом произнес он. — Вполне возможно, что эксперимент был прерван. Здесь возникла червоточина. Описать ее непросто… это что-то вроде нити или струны, окруженной слоями измененного пространства-времени. Их можно распознать по золотистому свечению, которое мы видели из норы.

Я думаю, эпицентр червоточины крошечный. Фактически — точка. Точнее, как я уже сказал — струна. Но окружающие ее слои могут занимать большие территории или накрывать эпицентр, как колпаки. Думаю, все эти штуки видно даже из космоса… Но нам не повезло. Аэропорт расположен близко к городу. Москва, Париж, Лондон, Нью-Йорк и Шанхай — всё это огромные города. Но из всех столиц мира только Сеул способен похвастаться статусом приграничного города. Столица на границе. База «Кэмп Грей» и территория «Коридор» находятся в пределах городской черты. Военные самолеты пролетают… пролетали над Сеулом так часто, что жители отвыкли считать, сколько раз в день над крышами небоскребов жужжат стальные пчелы.

— И что же? — голос Марии дрогнул.

— Сквозь червоточину пролетел самолет, — закончил Дэмио. — Обычный военный транспорт из тех, что летают тут каждый день из Пусана или Мокпхо. В момент возникновения червоточины он оказался с краю. А потом пролетел сквозь все слои и попал в эпицентр. Для самолета прошли мгновения, для остального мира — тридцать лет. Червоточина схлопнулась. И, может быть, именно поэтому анабиоз закончился. Из-за этого самолета.

— Господь отвернулся?

Губ Дэмио вновь коснулась грустная улыбка.

— Это всего лишь версия. Анабиоз закончился в тот момент, когда исчезла струна червоточины в Кёнсане. А может, и наоборот. Спустя несколько дней Кёнсан снова был закрыт слоями. Но это уже была другая червоточина. С другим географическим распространением и другими границами. Да, первая червоточина сгинула, Анабиоз кончился, бозон Хиггса исчез, Господь отвернулся. Но сейчас Кёнсан, как и множество других мест по всему миру, по-прежнему закрыт этими стенами света. Знаешь, — Дэмио понизил голос, в глазах его вновь блеснуло безумие, — говорят, там происходят очень странные вещи. Можно встретить давно умершего человека или заглянуть в будущее. Заблудиться на прямой улице… Что это означает? Я не знаю. Мы сумели уйти из лаборатории в Сеул как раз в то время, пока Кёнсан был чист. Остальное ты знаешь сама. — Горькая улыбка в третий раз тронула губы парня. — Видишь, как получилось… Мы ушли оттуда, чтобы умереть здесь. Господь отвернулся от всех своих детей. Но тот самолет поймал его взгляд последним.

Дэмио закрыл глаза.

— Вот и вся исповедь, Марррия. Думаю, хоть кто-то на проклятом Полуострове обязан был это знать.

Мэри долго молчала.

— Это самая удивительная исповедь, которую я когда-либо слышала, — призналась она наконец.

— Будем спать?

— Пожалуй.

Дэмио поднял веки.

— Мне кажется это моя последняя ночь, — сказал он. — И, кажется, я знаю, как хотел бы ее провести. Могу ли я просить тебя кое о чем?

Мэри взглянула ему в глаза. Теперь взгляд Дэмио был чистый и ясный, словно боль в руке и безумные мысли больше не мешали ему.

— Проси, — ответила Мэри. — Я не откажу.

Он так и не смог произнести это вслух, но слова стали бы лишними.

Хватило взгляда.

* * *

…Обессилев, мисс Мэри упала на грудь Дэмио.

Он выдохнул:

— Спасибо тебе, Марррия…

И умолк.

Мисс Мэри слышала, как медленно, удар за ударом, затухает горячее сердце. У-ух. Ух-ух. Когда оно затихло, она закрыла глаза и заплакала.

Тихо и страшно.

Под ее разбросанными золотистыми волосами в последний раз опустилась грудь человека, который хотел увидеть взгляд Бога.

Впрочем… Может быть, он его и видел сейчас.