— Нет, но эти схизматики не желают честно воевать, — пробормотал Андерссон, до слуха донеслись далекие выстрелы. У стрельцов оказалось несколько дальнобойных мушкетов, из которых с рассвета и до заката, стреляли по шведам из разных мест. Это сильно нервировало — ведь попадали часто, особенно когда стреляли по группам или по немногочисленным лошадям, что особенно раздражало. Их поначалу пытались преследовать, но враги исчезали в лесах, а шведы и немцы в запарке попадали в замаскированные силки и капканы, их осыпали стрелами из-за кустов. Но чаще гремели заряженные дробом стрелецкие пищал, которые больше ранили людей, ведь старались стрелять по ногам. Теперь в лес ландскнехты не совались без крайней нужды, только решались на сбор валежника, и схизматики осмелели, стали вести себя с непостижимой наглостью.
Каждую ночь осажденный гарнизон устраивал вылазки, а из леса одновременно нападали мужики, безжалостно резали караульных и спящих. А на первых порах доставалось тем, кто ходил по нужде в кустики — таких находили с голой задницей и перерезанным горлом — даже вскрикнуть не успевали. От постоянных ночных бдений шведы и немцы осунулись, они недосыпали, враг надоедал больше гнуса, и уже откровенно пугал своей настойчивостью. Терять каждый день по два-три десятка воинов Андерссон не желал, но сделать ничего не мог — чтобы очистить окрестности от вездесущих разбойников, нужны хаккепелиты, а они как раз и не пришли…
— Где ваш отряд, комендант, куда делись всадники и повозки?! Я жду хаккепелитов и рейтар — где они бродят?!
Вопрос был не нужен, но Ларс задал его с тихой яростью, чуть ли не брызгая слюной. Выглядел королевский фаворит жалко — одежда превратилась в лохмотья, лицо распухло от укусов гнуса, грязный до омерзения, с валившимися щеками и безумно блестящими глазами.
— Все погибли, господин командующий — мы попали в засаду по вине Бойе — он разрешил сложить оружие и доспехи по повозкам, чтобы было легче идти. На нас напали наемники Штиллера, с ними были русские, снаряженные как ландскнехты, в касках и кирасах, с мушкетами. А еще пушки, с десяток — они стреляли по нам в упор картечью. А там навалились стрельцы с бердышами и мужичье с копьями, луками и топорами.
Йоренссон отвечал горячечно, с каждым словом его голос накалялся. Видимо, от лесных странствий он обезумел, раз смеет так с ним говорить. Нет, не совсем одурел — вину старательно на Бойе перекладывает, словно он сам не при делах. Но так с другой стороны и прав — он назначен комендантом Корелы, а в бою надлежало командовать полковнику.
— Где Клаас и все его люди? Неужели…
Слова застряли в глотке, теперь Андерссон ужаснулся — лучшие его воины, каждый из которых десяти русских стоили, погибли. В такое категорически не верилось, но мрачное лицо Тенне Йоренссона, его кивок, подтвердил эту догадку, а потом послышались хриплые слова:
— Всех побили, а вот обозников не тронули. Со мною из болота только ландскнехт с рейтаром вышли, говорили, что чуть ли не половина хаккепелитов королю нашему изменили. А вдоль дороги капканов с силками множество поставили. Ждали нас там долго, подготовились хорошо, господин командующий. Не иначе как измена, предатели русским все рассказали задолго до того, как мы из Выборга вышли.
Андерссон задумался — самого грызли «червячки сомнения» за последние дни, а тут короткий рассказ несостоявшегося коменданта расставил все по своим местам. Подозрения, к несчастью, стали оправдываться. Похоже, что их заманили в Корелу как западню, и отсекли все пути назад, перекрыли их засеками, везде снуют разбойники. Но ничего, можно отправиться обратно на лодках, пусть их будут ждать на реке, но войска много, можно прорваться. И лучше бы сделать это сразу — но король будет сильно недоволен таким конфузом. Так что стоит на неделю задержаться, обстрелять город из батарей, зря, что ли, пушки ставили на позиции…
Глава 31
— Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро…