Корень мандрагоры

— Гвоздь, я не пытаюсь тебя убедить в том, чего ты не можешь пощупать руками и увидеть собственными глазами. Я пытаюсь сказать, что наука дробится на узкоспециализированные направления и эти направления все сильнее отдаляются друг от друга. Возможно, чтобы сделать качественный скачок — прорыв, необходимо, чтобы на проблему посмотрели специалисты из другой области, ты не согласен?

— Посадим сантехника за микроскоп? — Я выразил лицом удивление.

Мара поморщился, ответил:

— Не передергивай. Когда физика с математикой работают рука об руку, выигрывают и та, и другая. В нашем случае не помешало бы объединить биохимию, физику полей и кибернетику, например.

На самом деле меня не особенно волновала проблема экспериментального подтверждения теории Мары. Я вспомнил отца. Он лежал на кровати и почти не шевелился. Желтые впалые щеки, провалившиеся замутненные глаза, и только едва заметное порывистое вздымание грудной клетки говорило, что где-то под ребрами еще бьется усталое сердце. Бьется и вместе с кровью разносит, словно десант головорезов, выжигающий все на своем пути, метастазы рака. Потому что однажды где-то в складках желудка одна-единственная клетка отгородилась от организма и спятила. Я подумал, что Мара прав: сознание, изолированное от внешнего мира, начинает рвать себя на части, оно делит себя на шизоиды, потому что хочет построить мир в тех пределах, которые доступны, то есть в границах одного разума. Клетки раковой опухоли стремятся построить вокруг себя свою вселенную, не имея понятия о том, что при этом они уничтожают уже существующие вселенные. Я подумал, что в таком абстрактном понимании сути злокачественной опухоли нет ничего необычного. Разве люди не разрушают чужие миры и цивилизации в порыве утвердить собственную иллюзию? Как, например, утопическое мировоззрение жителей острова Пасхи, которые вырубили все свои пальмы только для того, чтобы дотащить каменных истуканов до берега океана; или апокалипсический мистицизм Третьего рейха… злокачественные философские учения, несущие смерть своим обладателям…

Порыв ветра с глухим ударом бросил в окно пригоршню дождя так резко и громко, словно это не дождевые капли, а сушеный горох. Снаружи, где-то в недрах растворившегося в непогоде города, что-то долго и грустно выло. Мне вспомнилась поговорка: в такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит — следом я подумал, что бутылка уже пуста, тема беседы далеко не исчерпана, а я не самый лучший хозяин. Я оглянулся на Кислого, сказал:

— Я где-то слышал, что красное вино — хорошее средство для профилактики онкологических заболеваний. К тому же вино, Кислый, к твоему сведению, содержит ресвератрол, а это ген молодости, почти эликсир бессмертия. Так французы говорят. Так что собирайся, приятель. Собирайся и топай еще за одной бутылкой.

Кислый сделал большие глаза, указал пальцем на черное окно, словно хотел сказать: «Не губите, барин! Сгину ведь!»

— Кислый, — начал я с расстановкой, — давай кое-что проясним. Мы тебя тут поим и образовываем. Мара для тебя все равно что халявный Интернет с открытым доступом на сайты энциклопедий и порталы мудрости. Я плачу. А ты — курьер. Это справедливо. Так что вот тебе деньги, и давай, мой хороший, одна нога тут, другая… Забирай, в общем, обе, и бегом за вином!

Кислый глубоко вздохнул, вкладывая в этот вздох безысходность всего человечества, взял деньги, одним глотком осушил свой бокал и поплелся к двери.

— Не бойся, Кислый, — подбодрил я его. — Шаман Дионис не даст тебе раствориться в кислоте информационной канализации непогоды.

Маре понравилось мое напутствие, он одобряюще кивнул, дверь за Кислым закрылась, я повернулся к нашему уважаемому философу, спросил:

— Хорошо. Положим, болезнь — это нарушение обмена данных, и урегулирование этих каналов надо рассматривать как выздоровление. И ты правда считаешь, что шаман может вылечить пациента, у которого запущенная форма рака?

Мара задумчиво потер подбородок, ответил:

— Если я скажу «да», то это будет неправдой. Вернее, не совсем правдой. Я ведь не шаман-целитель, я не знаю техник влияния на информационные каналы человеческих органов. Я не проверял их на практике и даже не пытался. К тому же при столь сильном заболевании необходимо восстанавливать очень много связей, что по плечу далеко не каждому шаману, я считаю. В любом случае такие эксперименты были бы очень интересны и даже перспективны. Но ты же понимаешь, что ни один уважающий себя центр медицинских исследований на такое не пойдет.

Я представил, как вокруг пациента, утыканного датчиками и катетерами, при галогенном освещении и в окружении белоснежных занавесок и всевозможных приборов с горящими лампочками, на кафельном полу выплясывает, высоко задирая ноги и потрясая над головой кожаным бубном, разодетый в шкуры и перья шаман, и мне стало смешно. Мара понял мое настроение, тоже улыбнулся.

— Слушай, Мара, твой шаманизм как древнейшая практика регулирования информационных каналов — разве это не напоминает китайскую медицину иглоукалывания с их энергетическими течениями?

Мара кивнул, ответил: