Корень нации. Записки русофила

И хотя оставление Престола имело за собою психологические, нравственные и патриотические основания (ведь Царь отрекся, чтобы избежать крови. – В. О.), оно было полным НАРУШЕНИЕМ российских Основных ЗАКОНОВ, «и Государь, и Великий Князь (Михаил Александрович. – В. О.) отреклись не просто от «права» на престол, но от своей, религиозно освященной, монархической и династической ОБЯЗАННОСТИ блюсти престол, властно править, спасать свой народ в час величайшей опасности и возвращать его на путь верности, ответственности и повиновения своему законному Государю» («НЗ», т. 2, с. 90). Ильин считает необходимым выговорить юридическую, историческую и религиозную правду: «Династия в лице двух Государей (Николая Второго и Великого Князя Михаила Александровича) НЕ СТАЛА НАПРЯГАТЬ ЭНЕРГИЮ СВОЕЙ ВОЛИ И ВЛАСТИ, ОТОШЛА ОТ ПРЕСТОЛА и РЕШИЛА НЕ БОРОТЬСЯ ЗА НЕГО. Она выбрала путь НЕПРОТИВЛЕНИЯ и, страшно сказать, пошла на смерть для того, чтобы не вызывать гражданской войны, которую пришлось вести одному народу БЕЗ Царя и НЕ за Царя…» (с. 91). Конечно, было бы лучше в последовавшей затем гражданской войне воевать не белым февралистам-либералам с красными большевиками, а подлинно белым монархистам со всей революционной шушерой от Керенского до Троцкого. Но, увы, у Царя на момент 2 марта 1917 г. не было под рукой ни одного батальона. Он даже не мог арестовать изменника командующего Северо-Западным фронтом генерала Рузского, у Государя не было рядом с ним ни гвардии, а уж тем более опричного воинства. Как напрягать энергию своей воли и власти, если у Царя в личном распоряжении не было ничего. Всем овладели омасоненные военачальники – вечная им анафема! Сам же Ильин признает: «Но единой и организованной монархической партии, которая стояла бы на страже трона и умела бы помогать монарху— не было» («НЗ», т. 2, с. 181). Монархический трон сокрушился в России потому, пишет Ильин, что русский трон «не имел идейного и волевого кадра, дальнозоркого, сплоченного и способного к активным выступлениям» (184). Предреволюционные монархисты не имели ни самостоятельного суждения о происходящем, ни организационного кадра, ни плана действий, ни необходимых решений и выступлений. «Здесь не было зрелого политического мнения и не было борьбы за трон. И Государь с Государыней, неосторожно полагаясь на заверения этой «партии», оказались изолированными и выданными врагам. Это не было сознательное «предательство», но это была пассивность от неумения иметь Царя, это была выдача от бессмыслия, безволия и бессилия. Ожидания были обмануты. И высокие пленники остались невырученными…» Вот почему представители этой монархической «партии» не имеют никаких оснований считать, что в падении монархии в России виноваты все, кроме них. «Они – повинны первые, ибо выдавали себя за верных и преданных» (с. 188). Исследователь Н.П.Полторацкий, излагая биографию Ильина в период эмиграции, после высылки из России в 1922 г., пишет: «В представлении Ильина, отношение к В. К. Кириллу Владимировичу и его окружению неразрывно связывалось с проблемой не только легитимизма, но и черносотенства» (с. 285). Для современного монархиста это неожиданная постановка вопроса, ибо в наши дни многие определяют свое отношение к кирилловской линии Дома Романовых позицией Кирилла Владимировича (1876–1938) к февральскому мятежу. Современники утверждают, что он одобрил мятеж, надел красный бант и привел свой Гвардейский Флотский Экипаж на поклон к взбунтовавшейся Государственной Думе. Оказывается, в 20-е годы отношение Ильина и, видимо, других деятелей к Великому Князю Кириллу определялось иными мотивами. Осенью 1925 г. Ильин написал статью против черносотенства, в которой, по его словам, он «выдифференцировал черносотенство в образ (действительно густопсово-черносотенного) кириллизма» (с. 285–286). Великий Князь Кирилл Владимирович, в представлении Ильина, был представителем крайне-правого лагеря, черносотенства. На мой взгляд, данная характеристика не может компрометировать ни Кирилла Владимировича, ни Союз Русского Народа во главе с Дубровиным, ни любого другого русского патриота, ибо черносотенцами прозвали русских правых консерваторов-традиционалистов масоны, либералы и большевики. Замечательный русский мыслитель В. В. Кожинов блестяще «реабилитровал» так называемых черносотенцев, предупреждавших общество о грядущей катастрофе и взывавших к единению вокруг Царя. «Черносотенцами» были все русские люди в Московской Руси. Лишь с началом прозападных реформ Петра в русском обществе появились «прогрессисты», недруги алтаря и трона, число которых постепенно нарастало и к началу XX века достигло критической массы.