Корень жизни: Таежные были

Все это должно бы взбодрить нас, но солнце уже опустилось за высокую гору, стало сумрачно, а до избушки еще изрядно.

Николай вымотался окончательно. И снова я вынужден был принять единоличное решение:

— Снимайте рюкзаки, оставьте ружья. Володя, возьми с собой булку хлеба, немного сахара, масла, чая — и все. Помоги Николаю, идите в меру его сил и вместе, по моим следам. Я пойду к зимовью как можно быстрее, надо попытаться найти его до темноты.

…Прямоугольные контуры белой крыши избушки я заметил на фоне потемневшего, иссеченного черными стволами, сучьями и тенями леса, когда замерцали россыпи звезд. Кое-как растопив упорно дымившую печку, принес воды, налил чайник и пошел с фонариком навстречу моим спутникам. Глубокой ночью мы зажгли огарки свечей, напились чаю и в изнеможении растянулись на нарах.

На другой день, пока мы с Николаем спали, Володя, встав пораньше, сбегал за оставленными вещами. Оказалось, что до них было три километра, и по знакомому маршруту туда и обратно понадобилось всего два часа.

Днем знакомились с Каранаком. Николай восторгался красотами, любуясь горной рекой через видоискатель фотоаппарата. Я был спокойнее — таких вот Каранаков видел десятки, а этот среди них будто бы ничем особенным и не выделялся. Двадцатиметровой ширины русло, стремительное течение студеной воды, ледяные забереги [8], там и сям заломы, галечные косы и поросшие лесом крутые берега. Низко над водой наклонился огромный тополь, а за ним громадилась крутая сопка в густом кедраче. Прямо против нас в горы уходил распадок ключа без названия, и мы тут же нарекли его Супротивным.

Идти через перевал в новый рейс за вещами Николай категорически отказался. Меня этот поход, на который должно было уйти минимум два дня, тоже не устраивал, и так много дней потеряно, а работу еще и не начинали.

После внимательного изучения карты проблему разрешил Володя. Он изъявил готовность проложить двухдневный учетно-самоловный маршрут: туда восемнадцать километров через ключи Южный и Топограф, на «Большом» ночевка, а обратно — по уже знакомому маршруту — с очередной частью нашего груза. Учетные работы по численности животных, изучение тайги, испытание устройств новой конструкции для отлова пушных зверей и все другое по заданию, день — под мое начало на Каранаке, и снова по кругу.

На том и порешили.

Первого ноября, через шестнадцать дней после выезда из Хабаровска, мы наконец занялись делом. Володя ушел прокладывать свой маршрут, я занялся отловом пищух, полевок и другой работой, а Николай колдовал над блокнотом, потом полез в гору с фотоаппаратом. И наконец вернулся к избушке в приподнятом настроении:

— Прелесть-то какая! Тайга, кедры с Эйфелеву башню, а с сопки — красотища потрясающая! Белок видел, рябчиков, свежие следы медведя и еще чьи-то. Жаль, кинокамеру не прихватил, — шумел восторженно Николай. А потом перешел на полушепот:

— А пожрать что есть? Проголодался как волк.

Клубя сигаретой после сытного обеда, Николай уселся на пне рядом со мной, недоуменно уставился на уложенных рядком на валежине пищух и съязвил:

— Такой здоровый, а возишься с мелюзгой. Что это за «кабаны»?

— Пищухи, Коля. Симпатичные существа. Тут их полно. Слышишь — цвыркают? Это они, недовольные нашим приходом, возмущаются и предостерегают друг друга об опасности.

— А зачем ты их, живодер, наловил столько?

— Наука того требует. Возьми-ка лучше бинокль, оденься потеплее, иди вон к тем камням, затаись и понаблюдай за жизнью пищух. Хоть будет о чем рассказать коллегам.

Вернулся Николай через полчаса, уселся рядом со мной и тихо молчал, загадочно улыбаясь в ожидании моего «Ну как?»

— Ты знаешь, я, кажется, начинаю жалеть, что не стал охотоведом или зоологом. Премилейшее создание эта пищуха. Усядется на камне повыше и застынет, созерцая мир. А кругом снуют такие же. Они что, племенами живут?

— Колониями.

— Так в той колонии, куда ты сгонял меня, все испещрено наторенными тропами. От норы к норе, а нор тех не пересчитаешь. А знаешь, что интересно? У них запасено сено, да зеленое такое, пахучее. Снопиками. Под корягами, валежинами, камнями. Везде, где дождь не достанет. К ним тоже тропки… Я, признаться, ничего не знал до сих пор о пищухах. Вот отгадай, о чем я еще подумал! У каждого зверя, птицы так много своего, собственного, только ему свойственного. И как же интересно было бы узнать все эти особенности. Тебе-то они ведомы?

— Да как сказать тебе… Вроде бы и знаю, но чем дольше изучаю их, тем больше сознаю поверхностность этих знаний. Все больше возникает вопросов, и многие из них остаются без ответа.

На следующий день ударил крепкий мороз. По Каранаку с вечера пошла густая шуга, а к утру его плесы сковало от берега до берега так крепко, что можно было переходить по льду. Лишь на перекатах чернели, дымились, клокотали узкие стремнины, до поры до времени сдерживающие натиск ледяной корки.

А в ночь после этого навалило снегу. Все — это уже полноправная зима.