Корень зла

– Куда надавить? – засмеялся Павел. – О чем ты, наивный, какая совесть? Он и раньше-то не знал такого слова. А сейчас, когда он полностью нашел себя, имеет стабильный охренительный заработок, власть над такими, как мы с тобой…

Он прервал предложение на полуслове. В коридоре послышались шаги. Чеканные, уверенные. Явно не походка доходяги Оскара. Отворилась дверь, и на пороге возник одетый в дорогую кожаную куртку Евгений Гурвич (или все же Амадей Карр?). Он был гладко выбрит, причесан, ботинки блестели, лицо спокойное, сосредоточенное. Руки – в карманах.

– Никакой прайвэси, – изобразил театральную досаду Павел. – Не поминай, как говорится, черта, он и не явится. Евгений Александрович, вы пришли избавить нас от голодного нищенского существования?

Евгений Гурвич внимательно обозрел сидящих на полу пленников. Он делал это очень тщательно, цепко и долго. Пленники занимались тем же, но фигуранта это не нервировало (в отличие от пленников). Он был прожженным докой в своем постановочном жанре.

– Блестяще, господа, – холодная улыбка немного изменила каменное лицо, – ваша игра доставляет мне удовольствие. Вы играете плохо, но смешно.

– Куда уж смешнее. Сидим, понимаешь, в тоске, как коты перед пустой миской. Ты уже уходишь? – спохватился Фельдман.

Гурвич развернулся и вышел за дверь.

– А чего приходил? – пожал плечами Артем.

Вошли двое. «Кочегара» Оскара, мнущегося на заднем плане, Артем уже знал. Второго также можно было принять за средневекового монаха. Груботканая черная хламида до пят, подпоясанная веревкой, лоснящаяся от жира физиономия, грушевидное пузо, кругленькая лысина. На груди висел тусклый железный крест какой-то прихотливой конфигурации: концы креста в форме ласточкиного хвоста, на вершине вертикальной перекладины – продолговатый овал, а в овале – треножник. Схожую эмблему имело «общество закрытого типа» ОРДЕН ДРУЗЕЙ ЛЮЦИФЕРА (сумасшедшие эзотерики), учиняющее сатанинские игрища в Западной Европе. Они в эмблеме пародировали христианский крест, а вот здешние ребята, похоже, глумились не только над христианами, но и над «эзотериками Люцифера»…

– Восхитительно, – пробормотал Павел, – чем дальше в лес, тем толще партизаны.

– Ни хрена себе жиртрест, – поддакнул Артем, – У них тут что, штаб-квартира международной сети педофилов?

– Здравствуйте, джентльмены, – елейным голоском (верно подтверждающим мысль) и практически по-русски произнес толстяк, – вы находитесь в гостях у господина Ватяну. Он согласен вас принять примерно через час. Меня зовут брат Михай. Вас приказано накормить и… обустроить, – последнее слово далось «педофилу» со второго раза, – Оскар вас проводит.

Пленники не шевелились. «Монах» хмыкнул, вытер рукавом под носом. Привычка, похоже, многолетняя, а стирать одежду привычки нет – весь рукав был покрыт засохшими коростами. Он выразительно покосился за спину. Оскар неохотно кивнул. Толстяк испарился.

– Выходите, – вздохнул «кочегар», – околели тут, поди. Приказано доставить вас в номера. Не бойтесь, – он криво усмехнулся, – позже будете бояться.

– Хорошо, пойдем выйдем, – начал подниматься Павел.

Ох уж этот бестолковый и противоречивый русский язык…

Огромные мрачные коридоры, ступени, по которым поднимется слон, лепнина, замысловатые фигуры, вычурные, витиеватые узоры на карнизах и капителях. Пахло серой – неужели специально насаждают этот запах? Или само выходит? От вони кружилась голова, поташнивало, в глазах двоилось…

Артем подозревал, что это еще не замок, а то самое «ближнее» подземелье, безбожно растянутое и расположенное в нескольких плоскостях. Боковые коридоры, глубокие ниши с остатками каких-то древних каменных ваяний, зоны мрака, меняющиеся освещенными участками. Полку сопровождающих прибыло – помимо Оскара, за спиной висели два массивных бугая в долгополых рясах, с равнодушными, не очень начитанными физиономиями. Павел ворчал, что их специально водят по кругу, что от этой вони его тянет блевать, что эти проклятые сквозняки дуют отовсюду одновременно! – пугливо озирался, а бугаи задумчиво смотрели ему в затылок, словно размышляя, не ударить; ли внезапно с тыла?

Процедура этапирования с места отсидки в другое напоминала сказку про белого бычка. Коридор сужался, свет померк, стальная рука схватила его за шиворот, чтобы не сбежал. Приходилось семенить мелкими шажками, мечтая, что когда-нибудь он подвесит этого мерзавца на крюк и отлупцует до состояния полного морального удовлетворения…