– Представь, – бормотал, тупо глядя в стену, Артем, – гости съезжаются в замок. Крупные мафиози, давшие обет верности Великому Искусителю… Политики, большие чиновники, воротилы бизнеса – причем не обязательно румынского… Артисты, доктора, просто богатые люди без стыда и совести… Все они приобщены к таинству, претендуют на получение абсолютного сокровенного знания, жаждут освоить воздействие волевым импульсом… Они прибывают в картинную галерею – за неслабую, разумеется, плату, где с картин на них взирает вся краса дьявольского войска. От картин исходит мощная аура, она заряжает воздух, заряжает мозги «любителей искусства»… И кто их знает, возможно, они действительно получают то, чего хотят…
– К доктору, Артем, – покрутил головой Павел, – к доктору немедленно. Ну, послушай, – заныл он жалобно, – хорошо, не буду спорить, я сегодня верю даже в козлицу на метле. Но нам какое дело до чужих оргий и ритуальных обрядов? Я в Россию, между прочим, хочу. Домой. У меня жена рожать собралась – пушкой не остановишь…
Он сел на подозрительный стул, обхватил затылок обеими руками, нагнул голову и потрясенно замолчал. Артем тоже уныло безмолвствовал.
– Не понимаю, – проскулил Фельдман, поднимая голову, – как картины могут чего-то источать. Я не отрицаю, просто не могу постичь разумом. Как их заряжают – они же не аккумуляторы…
– Выходит, аккумуляторы, – пожал плечами Артем. – Ты задаешь вопросы, ответы на которые известны только посвященным. Как священник святит воду, объявляя ее святой? Почему иконы мироточат? Почему под куполом христианского храма воздух абсолютно чистый, без микробов, хотя шастают туда и нищие, и забулдыги?
– Плавящийся воск убивает заразу, – буркнул Павел.
– Или дух святой, – Артем улыбнулся посредством нешуточного мускульного усилия. – Сатана вторая высшая сущность, он равен Богу по могуществу, он может откалывать аналогичные штучки.
– Я слышал, что Бог специально создал Дьявола, – проворчал Павел, – и, в принципе, может в любую минуту его аннулировать.
– Но почему-то этого не делает, – ухмыльнулся Артем. – Насчет того, кто кого создал – вопрос сложный.
– То есть бежать ты не хочешь, – Павел вскинул голову.
– Почему же не хочу, – удивился Артем. – Мечтаю, аж зубы сводит…
План побега вонял, как выгребная яма. Но страх уже окончательно прибрал под себя. Желание только одно – вырваться. Пусть временно, на свежий воздух. В коридоре никого не было, даже Оскара, который настолько намозолил глаза, что становился частью антуража. Горела тусклая лампочка. По изрытой морщинами стене сползала жирная слизистая капля. Воздух дрожал, казалось, стены колышутся.
– Призрачно все, – подумав, заключил Фельдман. – А где наш кормилец и поилец?
– На шабаше, – пробормотал Артем. – Все они там.
– Хм, хорошая примета. Обещает благо-препятствующие обстоятельства…
– Благоприятствующие, – поправил Артем, лов себя на мысли, что первое слово как-то более подходящее. Он автоматически переставлял ноги, Павел озирался через каждые десять шагов и шипел, чтобы не отставал. Пот хлестал со лба, заливал глаза, кожа горела, как будто он весь день провалялся на солнце. Проплывали пустые коридоры, крутые повороты, за которыми их встречала то темень, то рассеянный холодный свет. Миазмы в воздухе густели, пробиваться через них приходилось буквально с физическими усилиями, а самого воздуха становилось катастрофически мало.
– Все ушли в реинкарнацию… – бухтел Павел. – Да хоть в реанимацию, нам-то какое дело…
Не встретить бы никого, не встретить бы… – стучали молоточки в голове.
– Сейчас пригнись, – прошептал Павел. Он машинально принял позу грибника перед долгожданным боровиком. – Ниже… – зашипел Фельдман. – На корточки падай, отмоешь потом свои лапки. Делай, как я…
Они буквально проползли под камерой слежения, перед которой горела мутная лампочка, озаряющая поворот.
В дальнейшем этот фокус пришлось повторить еще несколько раз.
– А теперь внимание, – возвестил Фельдман, – можешь залиться слезами счастья, но очень тихо. Выходим на галерею.
Этот проход Артему еще не приходилось осваивать. Они стояли в узком коридоре. Далеко за спиной мерцала лампа, очерчивая контуры приземистой железной двери. Из узкой вентиляционной отдушины, расположенной справа над головой, тянуло сыростью. Вместе с запахом доносился монотонный гул – словно люди разговаривали где-то вдали, позвякивал металл, тянуло горьковато-мясным – ароматно, раздражающе.
– Готовят, сволочи, – Фельдман шумно потянул носом. – Баранинка, свинина. Пировать будут, упыри проклятые…
Вспомнился анекдот: «Винни, а правда, что к тебе приезжают родственники, а ты еще ничего не готовил? – Что, Пятачок, страшно?»
Фельдман осторожно потянул дверь. Она открылась практически бесшумно.
– Двигай, тормоз… – он вздрогнул от волны горячего страха, испускаемой приятелем. – Осторожнее, там несколько ступенек…