Корень зла

Французская весна тянулась со скоростью российского сухогруза. Арестовали убийцу, повинного в смерти восьми человек. Картина Рубенса «Снятие с креста» перекочевала в скромный музей города Шартарена, отчего тот сразу возгордился и перестал быть скромным. Павел Фельдман и сотрудники детективного агентства «Арчи Гудвин», Федор Каварзин и Изабелла Виннер, наладили охрану картинной галереи, жили в замке, занимая отдельное крыло. Тянули деньги с работодателя. Неторопливый роман с очаровательной Селин Шаветт. Неторопливые поездки – Париж, Марсель, весенняя Ницца. Размеренная жизнь, содержательная пища трижды в день под чутким оком кухарки Саманты. Работать не хотелось совершенно – ни писать, ни администрировать, ни оборудовать галерею на вкус и цвет. Утратил он охоту к творчеству. «Затянуло мещанское болото, ох, затянуло», – посматривая на округлившийся живот работодателя, укоряла Изабелла. «Сложилась жизнь у дорогого россиянина, – вторил Изабелле вечно недовольный Федор, – из грязи в князи, понимаешь ли…» – «Не сложилась, а удалась, – шутил в ответ Артем, – сложилась – это когда тебя уважают. А удалась, когда самому нравится».

В середине апреля, по убедительной просьбе городского собрания Шантуа, он открыл картинную галерею для посетителей. Теперь трижды в неделю – по понедельникам, средам и пятницам – в замок тянулись любители искусства. Бродили по залам, глазели на французскую живопись, активно игнорируя таблички «Посторонним не входить» и «Руками не трогать». Пускали посторонних, слава богу, не в сам замок, а только в западное крыло. И вход для них был отдельный. Пока ценители наслаждались искусством, на верхнем этаже велись ремонтные работы. Подрядная команда на семьдесят процентов состояла из «гастарбайтеров». Гремучая смесь: арабы, молдаване, турки, алжирцы. Но дисциплина держалась, как в римском легионе. Второй этаж менялся на глазах. Иногда Артем бродил по ремонтируемым помещениям, спотыкаясь о строительные предметы, и раздавал ценные указания. Он много знал о строительном деле, например, что шуруп, забитый молотком, держит гораздо крепче, чем гвоздь, закрученный отверткой. И если в розетке поменять «плюс» и «минус», то лампочка немедленно начнет вырабатывать темноту и холод…

Спокойствие казалось непривычным, обманчивым. Он так отвык от размеренного спокойствия. Он наслаждался им, пил по капле, не замечая, что спокойствие потихоньку раздражает всех вокруг.

Недовольство зрело и в один прекрасный день прорвалось.

– Прости, Артем, – сказал погрустневший Павел Фельдман, – ты – в своей тарелке, мы – нет. Изабелла с Федором рвутся в Россию. Им нужно развеяться на родных просторах. Мне тоже надо, знаешь ли… отлучиться ненадолго, – Павел замялся, что было для него абсолютно нехарактерно.

– Топайте, – пожал плечами Артем, – вас никто не держит. Агентство «Давид» спит и видит, как бы взять под охрану мою галерею.

– Мы вернемся, – Павел покраснел. – Знаешь, мне тут Эльвира позвонила… Она была не уверена, а потом не знала, как мне сообщить. В общем, – Павел сокрушенно вздохнул, – я скоро стану папой.

– А что, Бенедикт XVI приболел? – машинально откликнулся Артем и осекся.

– Ты очень сообразительный, – горько усмехнулся Фельдман. – Залетел я на старости лет. Ума не приложу, печалиться или радоваться. Честно говоря, мы с Эльвирой собирались разводиться. А теперь получается, что я еще не сполна отдал супружеский долг. Зато с тещей наладились прекрасные отношения.

Он не стал говорить, что теплые отношения с тещей прямо пропорциональны квадрату рас стояния до нее. С приближением к родному дому отношения остывают. А вообще-то, Фельдман-отец – это чертовски интересно. Будущее обещает грандиозный спектакль.

– Терпи, друг, – похлопал он приятеля по плечу, – и будет тебе AMOR.

Они уехали пятнадцатого мая, получив от Артема положенный за полтора месяца «расчет» (за вычетом многочисленных авансов).

– Держись, приятель, – пожал на прощание руку Фельдман, – понимаю, как тяжело на чужбине бедному российскому миллионеру, но в общем… держись.

– До встречи, Артем, – обняла его, смахнув слезу, Изабелла, – мне будет тебя не хватать.

– Да нормально ему тут будет, – обвел Федор ухмыляющимся взором частично обновленное пространство. – Жуть, как говорится, стала лучше, жуть стала веселей…

С той поры он стал частенько прикладываться к бутылке. Селин Шаветт могла наносить визиты не чаще трех раз в неделю (всплыла больная мама, ребенок от беглого мужа пяти неполных лет) – в эти дни он не пил, по крайней мере, не увлекался, а вот в другие… И вообще, плотность любви на единицу веса стала снижаться. И снова он не понимал, что такое происходит. Что он хочет от жизни? Погряз в исканиях? Куда там – он просто ничего не хочет. Много ли ему нужно из того, что не нужно? И вот в один из последних дней мая он напился в присутствии Селин, да еще этот случай с наемным убийцей…