Корень зла

Сон закончился вспышкой яркого света. Потом свет умерили. На него смотрели умные проникновенные глаза. Он видел только глаза, лицо человека непонятным образом ускользало. Допрашивать будут, – мелькнула здравая мысль. Самое время. Он напряг всю свою заспанную волю, волоком потащил тяжелую чугунную заслонку, закрывающую нишу с информацией о Европейском тайном судилище и лично покойном господине Ангерлинке…

– Ваше имя, фамилия, отчество? – вкрадчиво справлялся человек, ведущий дознание. Он, видимо, считал себя профессиональным суггестором.

Он отвечал, как на духу – в тысячепервый раз. Он контролировал сознание, собирал все, что оставалось в сухом остатке, выстроил барьер, дальше которого – ни ногой. Он отвечал расслабленно, едва ворочая языком. Вся жизнь за последний год. Кошмарные события, участником и очевидцем которых ему посчастливилось стать…

– Где находится картина Брейгеля «Торжество истины»? – доверительно выспрашивал собеседник.

– Западная Швейцария, кантон Ормон… – бормотал Артем, – городок Мартиньи… Улица Мон-Пегасс, дом тридцать, банк «Летуаль», сейф также под номером тридцать…

– Кто имеет право вскрыть ячейку?

– Только я… На основании двух документов, удостоверяющих личность… А также после проверки биометрических данных – отпечатков пальцев и радужной оболочки глаза…

– Если с вами что-то приключится – кто имеет право вскрыть ячейку?

– Павел Фельдман…

– Если с Павлом Фельдманом что-то приключится?

– Никто не имеет… Аренда ячейки оплачена на два года вперед. Когда закончится срок и в течение месяца не появится кто-либо из нас, ячейку вскроет специальная комиссия из представителей министерства финансов, и картина, по всей видимости, перейдет в собственность государства…

Были еще какие-то вопросы, были попытки поймать его на нестыковках, но классического допроса с пристрастием почему-то не было. Его оставили в покое, он начал уж было приходить в себя, осматриваться. Мрачный каземат – вроде тех, что показывают в фильмах про Брестскую крепость. Обстановка – сущий минимализм, если не замечать подозрительное устройство, совмещающее деревянные и металлические детали и являющееся нечто усредненным между электрическим стулом и компактной дыбой. Из ниоткуда выросли добры молодцы и вытолкали в коридор. Артем не возражал – устройство не внушало симпатии…

– Ну что ж, Артем Олегович, – дрожал перед шатким взором суровый лик Романа Ватяну, – нам импонирует поведение ваше и вашего друга. Увы, ваш друг не смог нам толком описать картину «Торжество истины».

– Естественно, он вам не смог ее описать, поскольку видел ее мельком… Павел Фельдман весьма наблюдательный человек, но он далек от искусства и вряд ли найдет подходящие слова, чтобы выразить сущность этого неповторимого произведения…

– А вы найдете?

– Я художник…

– Валяйте, Артем Олегович. Мы вас внимательно слушаем.

Ему не нужно было прикладывать усилий для описания окутанного мистическим мраком полотна. Слова лились, как вода на мельничные жернова. Он описывал картину во всех подробностях, не жалея красок – словно представлял высокой педагогической комиссии выстраданную бессонными ночами экзаменационную работу.

Лицо карпатского демона было непроницаемо, как лик египетской мумии.

– Ну что ж, Артем Олегович, можно сказать определенно – картину вы видели. Очевидно, предполагается, что не должно остаться никаких сомнений, верно? Но сомнения остаются. Вы удивлены? Не хотите ли пройти еще одно испытание?

Злая пчела вонзилась в шею. Он вскинул руку, чтобы прихлопнуть ее ладонью, и куда-то поплыл…

Артем начинал привыкать к этому обезглавленному состоянию. Тело погружено в зловонную выгребную яму, зрение двоится. Вялость, не хочется ничего делать, куда-то идти. И все же неясное чувство подсказывало, что на сей раз происходит нечто особенное. По стенам пробегали легкие перламутровые тени. Он лежал в просторном зале, освещенном мерзлым рассеянным светом, не на полу, а на каком-то возвышении, представляющем почти правильный куб. Верхняя поверхность куба была устлана красным бархатом – чуть ли не трибуна, с которых вещали коммунистические вожди…

Жертвенный алтарь, – пришла ему в голову не очень-то лестная мысль. Он завертел головой. В округе никого живого, но на всякий случай он спустил ноги на пол. Нога уткнулась во что-то мягкое, он в ужасе подбросил колени.

– Это всего лишь я, – пробормотал Фельдман, растирая заспанное лицо, – топчись, кто бы возражал…

– Привет, – выдохнул Артем, – не представляешь, как я рад тебя видеть.

– Я тоже рад, – признался Павел, – просто млею от восторга. Поспать нам дали – это хорошо. Давай теперь выяснять, где мы.

– Мы в картинной галерее, – прошептал Артем срывающимся голосом, – на нас взирает «Око Леонарда»…

– Не понял, – Павел сделал удивленные глаза, – я был уверен, нас тупо растворят в кислоте. А тут такое приобщение, блин, к прекрасному. Слушай, – он перестал тереть физиономию. В глазах поселился тревожный блеск, – что-то здесь не так…

– Я тоже так думаю, – согласился Артем, – ростки оптимизма заглушают бурные сорняки сомнения.