– Знаешь, Генри, мне кажется, что не стоит давать этому делу официальный ход. Я думаю послать Донована завтра с инспекционной поездкой на Западное побережье. Допустим, в Сан-Франциско. Пусть он разберется в условиях базирования там остатков нашего флота. Но ведь Калифорния – это так далеко… И бывает, что с самолетами в дороге случаются разные неприятности.
– Я понял тебя, Фрэнк, – Уоллес нагнул голову, словно отдавая последние почести еще живому полковнику Доновану. – Я уже сегодня начну набрасывать роскошный некролог для «Вашингтон пост», в котором расскажу о безвременно ушедшем от нас славном воине и настоящем патриоте.
– Вот и отлично, Генри, – Рузвельт улыбнулся краешком губ, – а пока нам надо подумать и о делах военных. На днях я приказал адмиралу Лехи приступить к разработке плана мероприятий, необходимых для обеспечения безопасности нашего Тихоокеанского побережья и свободы нашего судоходства в прибрежных водах обоих американских континентов от мыса Горн до Аляски. Если мы сумеем договориться с дядюшкой Джо, то у нашего флота быстро появится много новых образцов вооружений, которые станут неприятным сюрпризом для японцев. И нельзя оставлять без внимания Канаду. Там в любой момент может сложиться весьма неблагоприятная ситуация. Придется считаться с тем, что, вполне вероятно, нам придется дать добро на военную операцию при первом же подозрительном движении со стороны мистера Кинга.
– Меня больше беспокоит наше будущее, – Рузвельт тяжело вздохнул и вытащил из папки фотографию весьма неприятного на вид негра. – Это некто Барак Хуссейн Обама. Появившись на свет как следствие внебрачной связи белой и приехавшего в Америку кенийца, он сумел пробиться по карьерной лестнице и в 1997 году стать сенатором от штата Иллинойс. В конечном итоге в 2008 году этот мулат, которого у нас не взяли бы даже разносчиком почты ни в одну приличную контору, вполне законно был избран сорок четвертым президентом США от нашей, между прочим, демократической партии, а в 2012 году переизбран на второй срок. При нем федеральный государственный долг достиг космической цифры в пятнадцать триллионов долларов и продолжает расти на один триллион долларов каждый год.
– Я уже знаю об этом, Фрэнк, – с горечью вздохнул Уоллес. – Это просто чудовищно – триллион долларов в год!
– Да, Генри, триллион долларов в год, – сказал Рузвельт и захлопнул папку. – Ты хочешь, чтобы твои внуки жили в такой Америке? Я, например, нет. А ведь к этому нас в конечном счете приведут такие, как полковник Донован и стоящие за ним политические круги. И мы должны сделать все, чтобы им в этом помешать. Не так ли, Генри?
– О да, Фрэнк, – ответил вице-президент, – надо сделать все, и даже несколько более того. Я бы не хотел, чтобы мои внуки жили в той Америке, о которой рассказали мне люди из будущего. Это просто ад кромешный.
– Генри, – голос Рузвельта снова звучал спокойно, – мы должны внимательно разобраться в том, что нам предлагает дядюшка Джо. Удивительно, но именно этот большевик протягивает нам руку помощи.
– Дядюшка Джо, – задумчиво произнес президент Рузвельт, – на время войны предлагает нам заключить самый тесный военный союз, а после ее завершения он хочет разделить власть над миром. Но при одном лишь условии. Он хочет, чтобы мы договорились о взаимном невмешательстве во внутренние дела друг друга. Ради этого каждый из нас должен навести порядок на своем ранчо. Он – распустить Коминтерн и убрать от власти сторонников так называемой мировой революции, а мы – закрепить политику «Нового курса» и дать по рукам таким, как полковник Донован и его политические покровители.
– Фрэнк, я полагаю, что это вполне приемлемо, – кивнул Уоллес, – но ведь правильно говорится, что дьявол прячется в деталях.
– А вот деталями, – заметил Рузвельт, – придется заняться тебе, Генри. Можешь привлечь к работе госсекретаря Халла, естественно, не раскрывая ему все карты. Этот договор с Советами должен был выверен и вылизан так, чтобы в нем не было ни одной неясности и ни одного места, допускающего различные толкования. Ибо от этого зависит будущее Америки, да и всего мира. А пока… – Рузвельт посмотрел на Уоллеса, и тот вдруг понял, что перед ним сидит в инвалидной коляске смертельно уставший пожилой человек. – Генри, извини, но я хотел бы немного отдохнуть и еще раз перечитать бумаги, которые ты привез из Москвы. Генри, и тебе тоже не мешает отдохнуть. Мы с тобой славно поработали и заслужили хотя бы несколько часов покоя…
Генеральный комиссар госбезопасности, поблескивая стеклышками своего пенсне, вошел в кремлевский кабинет Верховного, держа в руках большую красную папку.
– Здравствуйте, товарищ Сталин, – поздоровался он с вождем.