Коридор

— Не сомневаюсь, — согласился я и закрыл глаза. Белла пригрозила мне круцио, если я осмелюсь задремать, но я все-таки уснул.

***

Следующий день не принес ничего нового — Гарри по-прежнему разговаривал со мной сухо и холодно. Зато мама сразу после завтрака разыскала меня в библиотеке, где я надеялся скрыться от родственников.

— Руди, — начала она без предисловий, — я бы хотела посмотреть на воспоминание Гарри.

— Зачем? — мрачно спросил я. — Из любопытства?

— Хочу понять, кто все-таки был в подземелье.

— Тогда давайте уж сразу устроим семейный просмотр, а потом голосование! — не выдержал я. — Матушка, вы считаете, я сам не в состоянии определить, кто это был?

Но маму нельзя было так просто сбить с толку.

— Руди, а тебе не приходило в голову, что я могу знать о Лорде больше, чем ты?

— С чего бы это? — огрызнулся я.

Мама только плечами пожала.

— Вы же всегда его терпеть не могли, — заметил я. — Когда в восемьдесят первом я сказал вам о его гибели — вспомните-ка, что вы ответили? «Наконец-то эта тварь сдохла. Жаль, я не знаю, где его зароют, а то бы пришла плюнуть на его могилу»… Разве не было такого?

— Было, — спокойно согласилась мама.

— Вот-вот! Я раньше и представить не мог, что вы способны на такие выражения. Матушка, я понимаю, что у вас есть все причины его ненавидеть. Вы считаете, что он во всем виноват — и в том, что отец умер совсем молодым, и в том, что я попал в Азкабан. Но именно поэтому…

— Именно поэтому, — перебила мама, — я знаю его, как никто, представь себе. Это друзьями можно пренебречь, зато о врагах мы стремимся выяснить все до мелочей… Ты со мной не согласен?

— Согласен, — сказал я после паузы.

Мама тут же протянула мне маленькую склянку для воспоминания. Заранее припасла, надо же! Значит, не сомневалась, что я сдамся.

Но я не собирался так быстро уступать.

— А что взамен? По вашим словам, вы знаете о нем больше, чем я. Так поделитесь со мной!

Теперь уже она призадумалась.

— Хорошо, — сказала она наконец. — Я тебе кое-что покажу… Но сначала дай мне воспоминание.

Я подчинился. Едва серебристая нить оказалась в склянке, мама спрятала ее в карман.

— Спасибо. А теперь пойдем, — сказала она и, не вдаваясь в дальнейшие разъяснения, направилась к двери. Я последовал за ней.

Мы спустились на первый этаж и прошли через главную гостиную — такую огромную, что ею пользовались лишь пару раз в год. Люстры и кресла здесь были закрыты чехлами, и только солнечные зайчики играли на золоченых рамах картин, изображавших Говардов былых времен.

Впрочем, по большей части мамины предки отсутствовали на портретах — может, навещали знакомых в какой-нибудь картинной галерее. Летним зноем наслаждался только один, Генри Джулиан Говард — тот самый, кого при первом Тюдоре лишили палочки и замуровали в стену за отказ подчиниться новому королю. Рассказывали, что он до последнего шутил с тюремщиками и сам помогал им закладывать последний кирпич…

Сквозь неприметную дверь в дальнем углу гостиной мы попали в коридорчик, ведущий к служебным помещениям, но вместо того, чтобы направиться к кухне, свернули налево. Как я помнил с детства, коридор здесь заканчивался тупиком. Небольшое окошко выходило во внутренний двор, а рядом в нише стояла статуэтка, изображавшая наяду с кувшином.

Наяда равнодушно поглядела на нас и отвернулась. Собственное отражение в бронзовом озерце привлекало ее куда больше. Но тут мама вынула палочку и легонько прикоснулась к своему мизинцу, на котором появился порез, как от бритвы. Она стряхнула каплю крови в кувшин — и тут же часть стены с окном стала меняться. Солнечный свет померк, вместо стекол проступила грубая каменная кладка, а в ней — очертания двери.

— Ого! — я не мог опомниться от удивления. — Что это такое?

— Убежище. Его построили четыреста с лишним лет назад, в эпоху преследования католиков. Здесь скрывались беглые священники и монахи.

Ну да, Говарды же вплоть до девятнадцатого века были убежденными “папистами”…

— А почему мы с Басти ни разу его не видели? Я-то воображал, что мы знаем в Седжтоне всё.

— Открыть дверь может только тот, в ком течет кровь Говардов по прямой мужской линии, — пояснила мама. — Вы с Басти принадлежите к другой семье. Сейчас, кроме меня, никто не может сюда попасть — брат погиб на войне, не оставив наследников, так что после моей смерти тайник больше не откроется…

Она толкнула незапертую дверь и вошла.

Внутри обнаружилась небольшая комнатка без окон. Стоило нам войти, как под потолком вспыхнули тусклые золотистые шары. Они давали мягкий рассеянный свет, в котором предметы отбрасывали размытые тени. Посреди комнаты стояли стол и пара стульев, а вдоль стен тянулись шкафы, заполненные папками и свитками.

— Семейный архив, — сказала мама. — Для тебя здесь вряд ли есть что-то интересное, кроме…

Она открыла дверцы второго шкафа слева, вынула оттуда большую шляпную коробку и протянула мне. Я сдул с крышки пыль и открыл ее.