- Кого? - спросила она, тяжело дыша.- Романа Михайловича? А Романа Михайловича нету дома. Рома-па Михайловича убили.
4. В СЛОЖНЫХ УСЛОВИЯХ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ...
Завод Георгию взрывать, слава богу, не пришлось. Зато он спалил квартиру, правда, только одну комнату,
большую.
Лег спать, очень усталый и абсолютно трезвый, как потом клялся Липе, а на самом деле очень усталый, но не абсолютно трезвый. Иначе проснулся бы до того, как Дуся-лифтерша с домоуправом, взломав дверь, .разбудили его, слегка подгоревшего. Занялось от электроплитки: ветерок подал занавеску на нее - и пошло...
Отозванная из эвакуации в феврале сорок второго Липа пепелище восприняла спокойно, как ущерб войны: "Так - так так, чего же теперь". Больше пожар не обсуждался.
В большой комнате остались несгоревшие металлические скелеты кроватей и стол с обгоревшей столешницей. Липа отодрала ножом окалину со стола, застелила газетами, выравнивая поверхность, и покрыла простыней вместо скатерти.
Почему-то уцелело радио, и теперь в почти пустой комнате с опаленными стенами оно звучало громче прежнего, с большим резонансом.
Про пожар Липа забыла, пугалась она только по утрам, в недоумении просыпаясь в обугленных стенах. Георгию на заводе дали внеочередной ордер на приобретение мануфактуры; маляры с завода сделали кое-как ремонт, и жизнь пошла дальше, только с меньшими удобствами: без трюмо, гардероба, дивана и этажерки с собранием сочинений Чехова, Гаршина и подшивками газет, необходимых Липе для довоенных политзанятий.
Несколько раз Липа звонила в Уланский Александре Иннокентьевне узнать, нет ли вестей от Александра Григорьевича, недавно повторно арестованного, но Александра Иннокентьевна разговор поддерживать не пожелала и недоумевала, почему Липу-то это так заботит. Все совершенно ясно: вина ее бывшего мужа доказана, освобождение было ошибочным,
...Аня проснулась оттого, что чесалась голова. А может, голова зачесалась, когда она услышала стук в дверь. Принесли телеграмму. В коридоре было темно: что за телеграмма, Аня разобрать не могла, поставила закорючку вместо подписи и, закутанная в одеяло, на ощупь поплелась в комнату. Пощелкала выключателем - бесполезно, значит, десяти еще не было. Зажгла коптилку.
Телеграмма была фототелеграммой. Папин каллиграфический почерк: "В сложных условиях военного времени ты с отличием окончила школу, полностью оправдав наши родительские надежды. Поздравляю тебя, желаю крепкого здоровья и дальнейших академических успехов. Твой отец Георгий Бадрецов. 15 июня 1942".
Подпись отца "Бадрецов" кончалась виньетистым росчерком. Отец давно смирился с тем, что в двойной его фамилии Бадрецов-Степанов первой была Липина, и теперь уже. не раздумывая подписывался жениной частью фамилии, что всячески отвергал в начале их супружеской жизни.
Уснуть не получалось! голова - хоть до крови раздери...
...Утром ее разбудил звонок. Она выскочила в коридор в одеяле, чуть не сшибла хозяина квартиры. Константин Алексеевич буркнул то ли "здравствуйте", то ли "извините" и исчез. А выскочила Аня, чтоб опередить бабку. Эта ведьма запросто скажет: "Дома нет". Особенно если Глеб. А вчера Александр Ильич пришел с двумя ведрами - колонка на углу не работала,выгнала его, зараза: "Тута тебе не колодец!"
Аня отперла дверь: Левка.
- Анька! Пляши качучу!.
- Не ори! - Аня показала на хозяйскую дверь и приставила к уху ладонь трубочкой.- Чего приехал? Сессия?
Левка сунул руку под мышку и откуда-то со спины достал две полбуханки белого хлеба. Хлеб пах пекарней и был чуть влажный от Левкиного пота.
- Держи! Вчера приехал, ночь, пошел в общагу к ребятам, на хлебозавод с собой взяли. Грузить. Посплю часок и опять к ним - у них конспекты есть. Одеяло надо шерстяное забрать - холодно на торфянике, мочи нет.
После того как Липу отозвали в Москву и с харчами стало совсем туго, Лева устроился на торфяник - в сорока километрах от Свердловска! он мастером, Люся - нормировщицей. В институте они по-прежнему числились студентами. Сейчас Лева приехал сдавать сессию,
- Лева! А я аттестат получила! Посмотри.
- Ишь ты! А почему "с отличием" от руки?
- Бланков не было. Приписали. Не болеет Танька?
- Тьфу-тьфу...- Лева тяжело вздохнул и, не раздеваясь, лег на Анину постель.- Спать хочу, подыхаю.
Ань! Ты почему такая красивая? И толстая какая-то, румяная вся. Другие вон: кожа да кости...
- Это с виду. А так-то я дохлая: в библиотеке засыпаю, трамвай, пока совсем не подойдет, номера не вижу. Софья Лазаревна говорит: от плохого питания. Грибов хочешь?
- Это грибы? - Лева боязливо ткнул пальцем в тарелку с какими-то блинами зловеще-бурого цвета.
- Грибы. Валуи соленые. Вполне съедобны. Это они только с виду.
Он отщипнул кусочек.
- Соль голая!
- И хорошо! - засмеялась Аня.- Поешь -пить хочется, напьешься - есть не хочется.
- Ты их все-таки не надо...- Лева опасливо покосился на грибы.Траванешься - и до свидания. Я тебе в следующий раз чего-нибудь питательного прихвачу. Лучку зеленого. Ты ешь хлеб, ешь...
- Лев... Киршонам надо бы, а то сожрем одни. Они мне всегда...
Лева отодвинул на край стола полбуханки,