- Залазь! - крикнул Сереня.- Алик приехал, а тебя все нет и нет.
-- Вы уже обедали? - первым делом спросил Ромка. На огромной круглой сковороде лежали три котлеты и закостеневшие, подернутые желтым макароны.Ты больше не будешь? Я доем?
- Лопай.
- А где Борька? - спросил Ромка, подчищая сковороду.
-А-а, на дополнительные по английскому пошел. Давай по-быстрому, а то Алика опять увезут.
- Копилка где?
Сереня полез под кровать в тайник.
Побывки Алика Ожигина в Уланском год от года становились все короче: от пяти месяцев - в первые годы до нескольких дней - в последние. Каждый раз, когда Глафира возвращалась из больницы, она начинала плакать, потому что все больше и больше догадывалась, что Алик в больнице не только кричит и бранится, и лечат его не одними таблетками, иначе почему у него с каждым разом зубов становится все меньше и меньше. Но надежд на выздоровление сына она все-таки не теряла и совала санитарам деньги, чтобы были повнимательнее к Алику. Работала она теперь день и ночь.
Во время редких побывок дома Алик ходил замедленной походкой из конца в конец коридора и просил у всех закурить, кто бы ни появлялся в коридоре: у Доры, у Ромки, у рыжих, у Александра Григорьевича и даже у Александры Иннокентьевны.
Александр Григорьевич от страха терял речь и забивался в комнату, откуда почти не выходил, пока Алик был в Уланском, Александра же Иннокентьевна каждый раз внимательно выслушивала сумасшедшего и отчетливо, как нерусскому, теперь уже на "вы", потому что за время болезни Алик превратился из парня в мужика, говорила: "Алик, вы забыли, я не курю".
Побывочный костюм Алика все дальше и дальше отставал от моды.
В последний раз по коридору замедленной ненормальной походкой бродил странный лысеющий, растолстевший от лекарств человек в синем с белой ниткой довоенном костюме, доставшемся ему от убитого на войне отца, и в шляпе с высокой тульей и обвисшими от времени полями.
Ромка постучал в дверь Ожигиных; Сереня прижал к животу копилку - кошку с бантом. Глафира Николаевна лежала на кровати и храпела. Она теперь спала всегда, когда бывала дома. Даже на кухню не выходила готовить. Кроме своих подъездов она теперь мыла еще и поликлинику в Даевом переулке.
У окна спиной к двери сидел Алик. Перед ним стоял специальный станочек, на котором была распялена синяя авоська. Кошель ее Алик успел связать в прошлый раз, а ручки доделать не успел, потому что кинул в мать табуреткой, пробил ей голову и его увезли, замотанного в смирительную рубашку.
Сейчас Алик плел ручки. За окном гулюкали голуби.
- Дядя Алик, здравствуйте,- тихо, чтобы не проснулась Глафира, сказал Ромка.- Мы деньги принесли за велосипед, как вы просили.
- Дай закурить,- сказал Алик, не отрываясь от авоськи.
Сереня поставил на стол кошку, полез за припасенными специально для Алика сигаретами "Ароматные".
- Мы возьмем велосипед, да?-шепотом спросил Ромка.
Алик продолжал вязать, пуская дым в сторону.
- Вы попробуйте, какая она тяжелая.- Ромка взял ео стола копилку и поднес к Алику: - Попробуйте.
- Дай,- сказал Алик, выхватил у него из рук |ко-пилку и поставил на пол между ног.
Ромка с Сереней поняли, что сделка состоялась.
Кататься на велосипеде пошли во двор Уланского, самый большой двор в окрестностях. Двор в Уланском с неработающими фонтанами посредине был образован тыльной стороной Центрального статистического управления и фасадом Министерства авиации. На фасаде Министерства авиации наверху в каменных нишах стояли каменные темно-серые шахтеры - мужчины и женщины- с отбойными молотками на плечах, в руках и под мышкой. Назывался этот двор "Наркомат".
Сейчас наркомат был забит народом: уже неделю здесь снимали фильм "Застава Ильича". Снимали первомайскую демонстрацию: мимо кинокамер по многу раз проходили толпы народа, освещенные ослепительными прожекторами.
Главный дядька, маленького роста, седоватый, с усами, увидев велосипед, заорал, перекрикивая шум съемки:
- Рыжего мальчика на велосипеде - на фоне шахтеров! Быстро!
- Ехай! -приказал Серене другой дядька.- Вот отсюда - сюда. Как я махну, так и поедешь.
Сереня забрался на велосипед и, тяжело проворачивая педали, на расплющенных ненакачанных шинах покатился куда надо.
Главный дядька заставил Сереню проехать еще три раза, потом сказал "спасибо" и подарил покрасневшему
Серене огромный воздушный шар, отобрав его у зевающей молодой женщины из демонстрации.
- Дяденька! - крикнул Ромка.- Давайте я тоже проеду. Я хорошо проеду!.. Честное слово!
Тот засмеялся, отобрал у демонстрации еще один шар и сунул веревочку Ромке.
Съе-мка тем временем собралась, сложилась, села в автобусы и уехала. Наркомат опустел.
Ромка с Сереней попеременно качали шины.
Шины накачивались очень медленно, а задняя, кажется, совсем не надувалась. Но зато велосипед был спортивный, с тремя передачами.
- Чей велик? - спросил Куреня, сын истопника дяди Кости, которого всегда ругала Дора, потому что в рабочее время в котельной он пил "простое вино", вместо того чтобы отапливать дом.
- Наш,- сказал Сереня, вытирая пот со лба.