Коридор

Аня внимательно следила, как надувается на руке деда комар, но не убивала его. Комар раздувался все больше и больше. Михаил Семеныч укуса почему-то не чувствовал, красное брюшко комара раздулось, и нако­нец он, упершись передними лапками в тугую синюю жилу на руке деда, не торопясь, вытянул хоботок и перевел дух. Аня занесла руку, чтобы его прихлопнуть, но в последний момент раздумала, так безвинно вел себя ко Комар посидел на руке Михаила Семеныча, подпрыгнул и, тяжело неся налитое брюшко, медленно поплыл в сторону.

Аня поглядела вокруг.

– Мама! Смотри, какой большой лопух!

– Не трог! – одернул ее Семен Данилович. – Это борщевик. Для пчел медонос, а людям вызывает поче­суху… Марь Михаловна! – вдруг сказал он, прислуши­ваясь к далекому конскому топоту. – Едут!

Аня повернула голову:

– Нет никого.

– Как нет, сейчас будут, – проворчал конюх. – Я ко­ня завсегда узнаю. Мальчик-то вон он, засекает…

– Тпру-у-у! – грубым, охрипшим голосом крикнула Марья.

Михаил Семеныч потревоженно открыл глаза, с не­довольным видом сложил руки на груди.

– Он же тебя разнесет! – воскликнула Липа. – Как же ты не боишься, Марусенька?!

Марья – похудевшая, легкая, тоненькая, в мужских бриджах, заправленных в сапоги, – соскочила с седла и закрутила вожжи за вербу.

– Господи! – она всплеснула руками. – Как же я вас заждалась!

Началась встреча. Липа с Марьей заплакали. Миха­ил Семеныч с удовлетворением переждал основной плач и осадил дочерей:

– Ну, все, все, будет…

Марья легко оттолкнула зацелованную Аню, громко высморкалась, вытерла глаза косынкой. Развязала торт, понюхала.

– Зачем привезли? – недовольно спросила она. – Сколько раз говорить: ко мне едете – не брать ничего! Я хозяйка!.. Семен! Выкини, прокис!..

Конюх взял торт и пошел выкидывать, но по дороге раздумал и положил его в бричку.

Торт был свеж или почти свеж, так как покупался вечером у Елисеева, тем не менее Михаил Семе­ныч с удовлетворением кивал головой: все правильно, как учил, как воспитывал, гость – святое дело. И сам до недавнего времени только этоге правила держался. Каж­дое лето в Иваново приезжала вся родня: Липа с семьей, Марья, Роман. В те годы Шурка – сначала прислуга, потом жена – целый месяц безмолвно обхаживала всех да плюс еще Глашу. Липа брала ее для помощи, но отец и Глашу причислял к отдыхающим и от хозяйственных забот отстранял.

– Марья Михайловна, самовар поспел! Липа толкнула сестру локтем, – мол, угостить надо конюха, но та одернула ее:

– Сама все знаю! Ступай, Семен! Езжай в Бабрухин Лог, скажи – меня сегодня не будет. Лошадей без меня не давать. Никому! Понял?! – Она обернулась к от­цу: – Пойдемте в дом, папаша.

Липа с одной стороны, Марья с другой повели отца в дом, подстраиваясь под его медленный ход.

– Я чай не буду, – пробурчал Михаил Семеныч. – Спать буду, устал.

Сейчас постелю, – сказала Марья покорно, но с неко­торым напряжением.

Уложили отца, сели за стол.

– Ну вот, Марусенька, все, слава богу, хорошо. Все живы. А где Аня?.. Аня! Иди пить чай.

– Тетя Марусь! Мальчик отвязался!

– Отвязался? Он есть хочет. Отведи-ка его на ко­нюшню, Анечка. Мальчик!

Мерин оторвал тяжелую голову от земли, посмотрел, кто зовет, и, обрывая на ходу прядь травы, боком побрел к окну. Марья спустилась с крыльца, погладила мерина и, засунув ногу племянницы в стремя, запихнула ее в седло.

– Что ж это ты у нас такая конопатая? – Марья улыбнулась девочке. – Прямо сорочье яичко…

– А-а, пройдет!.. – Аня махнула рукой, без страха устраиваясь в седле.

– Упадет! – заверещала Липа. – Свалится!

– Он тихий.

– А куда его? – сияя от радости, спросила Аня.

– Да он сам знает. Пошел! – Марья хлопнула ме­рина по бугристой, накусанной паутами ляжке. – Чай-то остыл уж небось?

Марья стала подогревать самовар, а Липа перешла к московской жни:

– …Врач говорит, у него не расходованы мужские потенции…

– Чего-чего? – Марья резко смахнула со скатерти несуществующие крошки. – По-тен-ции!.. Кобель ста­рый!.. – И, устыдившись своих слов, смягчилась: – А че­го он так устал, вроде дорога не очень?.. В купейном ехали?:

– В купейном… – сказала Липа. Рассказывать про вчерашний поход отца с Георгием в сад Баумана она не стала.

– Как у Романа дела?

– Все учится… И техникум с отличием кончил, и ин­ститут так же хочет… Начальник подстанции.

– Заочно учиться тяжело, по себе знаю, – вздохнула Марья.

– На вечернем полегче, – ободрила ее Липа. – На пятый курс перешел. Еще бы женился…

– Да уж пора. Полысел…

– Сейчас лысых много, – успокоила ее Липа. – От­цу-то нравится, что Ромка лысый, порода видна. Я ему говорю: ты бы женился, Рома, и мне, и Марусе спокой­нее было. А он: не могу. Какая семья, пока учусь…

– Правильный подход… – Марья выпустила дым.

– Аня дорогу обратно найдет? – забеспокоилась вдруг Липа.

– Да это рядом. – Марья стряхнула пепел в раскры­тый спичечный коробок. Липа, поискав по сторонам пе­пельницу и не найдя ее, пододвинула к сестре блюдце. – Чего про Люську не рассказываешь? – спросила Ма­рья. – Чего с учебой надумала? Или так… один свист и будет?..

– Ты очень раздражительна стала, Машенька. В са­наторию бы тебе…