Коридор

– Ой! Надежда Ивановна! – Ольга Александровна шлепнула себя ладонями по щекам. – Неужели? Вы знае­те, он мог! Он ушел – я спала. И в неглаженых ушел. На заседание кафедры. Извините, ради бога. Как при­дет, сразу же верну.

– Сразу не надо, – простирните.

– Ну, разумеется, разумеется… В коридоре зазвонил телефон.

– Але, – сказала Ольга Александровна. – Папа, по­ложи трубку, я здесь взяла. Геночка? Да, да. Я только вошла. Ты знаешь, я так сегодня закопалась, ничего не успела купить. Может, пельмешек по дороге захватишь? Геночка, ты в каких кальсонах? Ну, как каких, бежевых? Посмотри-ка… Да нет, недоразумение. Дома объясню. Пока. Пельмешек не забудь. – Ольга Александровна хоть и вышла замуж, но привычки холостой жни сохра­нила.

– И чего к ней прижился? – пробормотала Дора, когда соседка на быстрых каблучках утопала в комна– ту – Такие бабы в одиночку кукуют! Это ж надо, бесто­лочь! И вида нет. Только что – задница.

– Зато образованная! – язвительно заметила Надька.

– Образо-ованная… – Дора небрежно махнула ру­кой. – Ни помыть, ни пошить, ни сготовить. Ни с чем пирог.

Дора врет: Ольга Александровна прекрасно готовит, только долго. И всегда угощает соседей, если затевает что-нибудь интересное.

– Ты же настойчиво хотел чаю, где же он? – рассе­янно пронесла Александра Иннокентьевна, не отрыва­ясь от бумаг.

Александра Иннокентьевна пишет. Она на пенсии, но она возложила сама на себя общественную нагрузку по старому месту работы, где была старшим инспектором по борьбе с грызунами. Она ведет протоколы всех собра­ний. Пишет она быстро и неразборчиво, а потому дома долго расшифровывает записи.

– Пи-и-ишешь?.. – зловещим голосом вдруг спросил Александр Григорьевич, медленно приближаясь к жене. Он уперся руками в стол, навис над Александрой Инно­кентьевной. – А что пишешь, хотелось бы знать? Доклад? Выступление? Отчет?.. Как крыс душить? Новый яд ва­рить?!

Александра Иннокентьевна сняла пенсне, устало от» кинулась на вертикальную спинку кресла.

– Немедленно прекрати, – ровным утомленным голо­сом пронесла она и двумя пальцами дотронулась до переносицы, на которой краснели две впадинки от пен­сне. И снова окунула перо в чернильницу. – Разговор окончен.

– Нет, не окончен! – заорал Александр Григорьевич и обеими руками в разные стороны разгреб писанину. Листы с тревожным шелестом посыпались на пол. – Не ввдо вам нового яда!.. Кошку вам надо! Киску! Нету лучшего средства! Мяу!..

И Александр Григорьевич, приставив к лысине два ных пальца, бросился на Александру Иннокентьевну, словно бык, намеревающийся забодать:

– Мяу!..

Слава богу, зазвонил телефон. Александр Григорьевич тут же виновато сник, нагнулся за упавшими со стола листками и в том же поло­жении полунагиба двинулся к письменному столу.

– Да, Цыпин, – кивал Александр Григорьевич. – Да, да, я слушаю вас. – Он вдруг побледнел, голос его за­дрожал:– Да-да, Григорьевич, по документам Гиршо-вич… Что все? Можно прийти?.. Значит, все?..

Он медленно положил трубку и повернулся.

– Шура… Ты слышала? – заикаясь, спросил он, ты­кая пальцем в аппарат. – Ты слышала?

– Я не хочу тебя слушать, – с отвращением выдави­ла Александра Иннокентьевна, приводя стол в порядок.

– Шу-ра! – по складам пробормотал Александр Григорьевич, хватаясь за голову. – Все! Все кончилось!.. Завтра можно получить документы.

Александра Иннокентьевна с повернутой по-прежне­му головой как бы оценивала услышанное на слух. По­том медленно вернула голову в исходное положение и внимательно посмотрела на мужа. Александр Григорье­вич вытирал глаза большими мосластыми кулаками на тонких запястьях.

Александра Иннокентьевна встала – плед с ее плеч упал на пол, – протянула через стол руку:

– Вот теперь я могу сказать тебе: «Здравствуй, Саша!»

8. РОМКА

Ночью в Уланский позвонила Таня и сказала, что маму увезли: видимо преждевременные роды. Утром Ле­ва стал собираться на работу, и, если бы не Александра Иннокентьевна, он так бы преспокойно и ушел.

– Лев! Неужели ты можешь в такой момент посту­пить как подлец?! Сейчас же поезжай в роддом. Ты слы­шишь меня?!

Лева, добривая подбородок, заглянул в зеркало, от­ражающее стоящую за спиной мать, промолчал, но в знак внутреннего протеста резко выдохнул воздух через ноздри – с усов слетела мыльная пена.

– А ты уверена, что это мой ребенок? Я лично – нет!

– Как тебе не совестно, Лев! Постыдился бы взрос­лой дочери! Пока ты не разведен с Люсей – она твоя жена. Мать твоих, именно твоих детей! Немедленно в роддом! Будь мужчиной в конце-то концов. Хоть раз в жни! Если ты сию же минуту не поедешь, ты мне не сын.

После возвращения Александра Григорьевича Люся решила: пора – или сейчас, или так навсегда засесть в жэке с пьяными водопроводчиками.