Коридор

– Ася, не говори глупостей. У ребенка есть отец и мать. Подвинься лучше, ребенок покушает.

– Здрасьте, тетя Ася, – весело сказал Ромка. – Се­годня среда? Сегодня вторник – у нас пение было. Де­дуль, ты чего простой рюмки пьешь? Она же некра­сивая!

Ромка подставил стул к буфету и достал оттуда две серебряные стопочки, последние шести, подаренных деду, когда его провожали на пенсию.

– А где остальные-то? – как всегда, спросила Ли­па и, как всегда, моментально забывая окончательно выяснить, куда же подевались четыре стопочки.

– Вот ты их всех приваживаешь, они у тебя и тащат почем зря, – сказала Ася. – Нищий-то твой все к тебе шастает?

– Ася, как тебе не стыдно! – возмутилась Липа. – Выпила лишнего – глупостей не говори. Тарас Игнато­вич… Да как ты можешь! Такие вещи… Вполне благо­пристойный старичок. У него внучка на два года нашей Танюшки старше в первом медицинском учится. Просто он плохо материально обеспечен, без пенсии…

Дед покашлял в кулак, перелил водку стеклянной рюмки в стопочку и ничего не сказал, хотя сказать мог, потому что видел, как Тарас Игнатович вместе с руб­лем, который Липа регулярно выдавала нищему по вос– кресным утрам, прихватил с собой и серебряную сто­почку, выудив ее на кухне грязной посуды.

– Дедуль, водка вкусная?

– Ишь ты, любознательный какой, – усмехнулся дед. – Ты учись лучше. Ась, не поверишь, учебников при­волок– гору, не соврать. Десять штук.

– Шесть, – сказал Ромка.

– Чего шесть?

– Шесть учебников, а не десять.

– Вот и учи, раз шесть. А ты разве учишься? Одни слезы, а не учение. Ты вот знаешь, почему тебя Романом назвали?

– В честь дяди Ромы, бабулиного брата. У него бы­ла броня. И очки плюс шесть. А он пошел в ополчение, погиб под Истрой.

– Бронь, а не броня, – сердито поправил дед.

– Бабуль, правда, «броня»?

– Броня, деточка, броня. Жоржик, ну, что ты при­стал к ребенку! Выпил – так молчи.

– Опять глупости говорит, – заплетающимся язы­ком пожаловался дед Асе. – Лоб у тебя, Лип, здоровый, как у Сократа, а головка слабенькая… Я, Ась, до войны, можно сказать, и не пил. Ну, что там, по праздникам… А потом Липа с ребятами в Свердловск уехала, а меня завод взрывать оставили, если что. А на заводе спирт. Здесь рубильник под током, а тут вот – спирт. Завод-то, слава богу, не взорвали – сибиряки подоспели, – а это дело полюбил, – дед щелкнул себя по шее, – полюби-ил, врать не стану. Не то чтобы, но и… А тут, видишь, еще у Люськи беда… – Он сделал винтообразное движение головой и смолк, отдыхая от длинной фразы и одновре­менно подыскивая новую тему для разговора. Но не по­дыскал. – А черт с ней! – Он, слегка колеблясь, встал из-за стола.

– Ты чего? – удивилась Липа.

– Принесу, – как будто с кем-то споря, категориче­ски махнул рукой дед и вышел комнаты. Через не­сколько секунд он вошел, держа в руке ополовиненную четвертинку.

Липа укорненно пожала плечами, но промолчала, чтобы не портить Асе «именины».

– Наливай, – приказал дед, внимательно проследив, как Ася наполнила стопки. Ася налила, выровняла уро­вень, подлив туда-сюда, и дед продолжил начатую тему, тыкая пальцем внуку в стриженую голову:-Мать доводит. Дово-о-одит. Не учится ни хрена. Иной раз при­шиб бы…

Ромка, поняв, что речь снова о нем, стал жевать ти­ше, чтобы не пропустить интересного.

– …Люська не велит. А то как бы хорошо: тюк мо­лоточком по темечку – и все! Люська бы три дня попла­кала, а зато потом какая бы жнь. А то – один нос у бабенки остался!.. Нет, Ась, ты скажи, можно?! Можно? А мне все равно где помирать, что здесь, что в тюрьме… Вон сейчас мать в больнице… Каково это женщине?..

– Георгий! – запоздало, потому что тоже с интере­сом слушала мужа, взметнулась Липа.

– Пускай, бабуль. Дедуля ведь в шутку. Да, де­дуль? А мама не в больнице, она в родильном доме бо­леет. У нее ребеночек умер маленький.

– Береги мать-то, Ромочка, – всхлипнула Ася. – Мать-то у тебя золото, не то что отец…

– Ася! – одернула Липа соседку. – Такие слова!.. Лева очень хороший отец. Просто он живет у родителей в связи… с у-у-у…

– Ты знаешь, какой ты должен быть человек?.. Ведь ты ж не на мать, не на отца, ты же на Анечку похож! Лип! Поди-ка с этого бока посмотри.

– Ох, Георгий, Георгий, – покачала головой Липа, но пошла поглядеть на внука, откуда велел дед.

– Вылитая Анечка, – умиленно пронес дед. – И глазки, и носик, и реснички…

Липа поглядела на внука, на фотографию Ани, опять на внука, опять на Аню…

– Действительно. Ты, Жоржик, только Люсе не говори. Люсе это может и не понравиться.

– Лип, а ты знаешь, чего может статься? Вот он вырастет – и характером тоже на нее будет похож, а? Может, тогда и пришибать не надо. Да не-е-ет. – Дед вдруг разом помрачнел и обреченно махнул рукой: – Аня с первого класса отличница была… Не-е, наверняка сволочной характер будет, как у Люськи! А-а! И у Тань­ки весь норов Люськин, и этот вырастет – туда же!.. Вот у Ани были бы детки!..

– Бабуль, я пойду погуляю, а?

– А немецкий? Ася, уходи, ребенку надо учить уроки.

– Сидите, тетя Ася! – закричал Ромка. – Бабуль, я все выучил.

– Иди, Ась, иди, – строго повторила Липа, убирая стол для уроков.