Коридор

Пока доктор занимался осмотром, Хильда принесла маленькую, эмалированную миску в форме полумесяца, которая без промедления пошла по столь необходимому сейчас назначению. Когда же Он крепко прижал ее к шишке, пульсация тут же передалась этой самой посудине, став методично содрогаться вместе с его рукой.

– Что же касается ног, то тут, – доктор остановился на полуслове, с взглядом, устремленным на “кастрюльку”, которая скакала сейчас как угорелая, – все гораздо проще, чем могло показаться. Вы, наверное, очень везучий человек, раз умудрились так легко выпутаться из такой передряги. У вас всего лишь вывих обеих лодыжек и больше ничего. Так что можете считать себя счастливчиком,

– по выражению лица доктора можно было сделать вывод, что он еле сдерживал улыбку, глядя на последнее “ранение” своего пациента. – У вас есть ко мне какие-нибудь вопросы?

Пора было испортить настроение этому неисправимому оптимисту. И Он решил действовать.

– Да. Где я нахожусь?

– А вы, что, еще не догадались? – доктор Хубер еще раз улыбнулся.

– Представьте себе, нет, – его серьезный тон стал потихоньку сбивать веселое настроение доктора.

– Ну как же!!! Вы находитесь в госпитале 56/358, недалеко от города Сен-Ло. Это ближайший госпиталь от вашего аэродрома.

– «Сен-Ло? Где это, черт побери?»

Глядя, как пациент усиленно шевелит извилинами, доктор с каждой секундой становился все серьезнее.

– Вы себя хорошо чувствуете? Вы помните, какое сегодня число? – Доктор с Хильдой так низко склонились, словно пытались что-то разглядеть в его глазах.

В этот момент Ему даже не пришлось подыгрывать. Он действительно не имел ни малейшего представления о том, какое сегодня число и где он находится. Так что теперь пришла очередь доктора “шевелить извилинами”.

– Наверное, нет, – после продолжительной паузы неуверенно ответил Он.

Ему удивительно было слышать от себя такие фразы, напоминавшие сцену из дешевого кинофильма, из-за чего с каждой минутой все больше и больше росла мысль о том, что все это не настоящее и кем-то подстроено.

– А имя свое вы помните? Как вас зовут?

– Какое?

– Что какое?

– Какое сегодня число?

– Сегодня? – доктор почему-то переглянулся с Хильдой. – 30 мая 1943 года.

После этих слов состояние “больного” достигло критической отметки, потому как этой чудесной новостью доктор Хубер, как дубиной, огрел его по голове.

– Что за чушь вы несете? Какой на хрен 43-й год. Меня зовут Андрей. Андрей Коваленко, – в этот момент он себя почти не контролировал и был готов в любую минуту броситься на доктора с кулаками. – Что, пытаетесь из меня придурка сделать? Ага, дудки вам… Шоу мне тут устроили. Камерами небось все понапичкали. Ну, ничего, сейчас я вам устрою Фестиваль Народного Творчества.

Резко дернувшись, Он попытался встать. Но как только ноги соприкоснулись с полом, острая, режущая боль пронзила их почти до колен. Тело тут же конвульсивно согнулось пополам, и голова вновь соприкоснулась с поверхностью. К счастью, это была не тумбочка, а та самая эмалированная миска, которая незамедлительно полетела в окно. Через секунду послышался какой-то “колокольный звон”, словно она встретила сородича.

– Какого черта? Кому там делать нечего? – раздался с улицы чей-то гневный вопль.

Хильда, быстро подбежав к окну, стала сбивчиво извиняться перед пострадавшим, который после недолгого диалога и вежливой просьбы согласился вернуть мединвентарь обратно на территорию госпиталя.

На этот раз все обошлось без жертв. Хильда с кошачьей ловкостью поймала ее на подлете к окну, предотвратив тем самым еще одну катастрофу. На тыльной стороне, в треснувшей паутине эмали, виднелась внушительная вмятина.

– Хорошо еще, что я в каске, а то бы вообще… – делился с кем-то своими бедами “потерпевший”.

– Да пошли отсюда, пока они кровать не выкинули, – весело ответил его собеседник, которого эта выходка здорово развеселила.

– Давайте, давайте, проваливайте. Скажите еще спасибо, что она вместо этого корыта судно не принесла… Вот цирк, а?

Подняв глаза, Он увидел ошарашенных доктора и Хильду. – «Да, такого они еще, кажется, ни разу не слышали», – последняя вертела в руках злосчастную миску, не зная куда теперь ее деть. Однозначно можно было сказать одно – это не телевизионный розыгрыш, о чем красноречиво свидетельствовали раны на теле, которые, судя по непрекращающейся боли, были настоящими.

– «Значит, я действительно в больнице. И говорю на немецком, как на родном, а родной вспомнить не могу. Нет, я вообще ничего не понимаю…»

Гнев на все вокруг сменился каким-то нервным спокойствием, которое могло разрушить любое неосторожное слово. И оно тут же последовало.

– Вы вообще помните, что война идет? – непонятно к чему сказал доктор. Подбодрить, наверное, хотел.