Сзади послышались тихие шаги. Они были очень осторожными, почти беззвучными, словно у кошки, охотящейся за голубем, неторопливо и грациозно передвигающей лапками. Шаги остановились, и теплые, нежные руки легли ему на плечи, медленно опускаясь на грудь. – «Это, наверное, и есть второй сюрприз, о котором упоминал доктор. Никогда бы не подумал, что его слова сбудутся буквально».
Мягко прижавшись всем телом, ночная гостья повалила его на кровать, вскоре положив на обе лопатки. Он же в свою очередь совершенно не сопротивлялся этому «насилию». Сладкое предчувствие эйфории пьянило голову, расслабляя тело и погружая в мягкое чувство приближающегося блаженства.
– Как же я по тебе скучала.
– Я тоже.
Указательный пальчик лег ему на губы.
– Больше никаких слов.
Ее распущенные волосы накрыли их шатром, скрывая поцелуй от любопытной луны. Все это было так пьяняще, что на мгновение ему даже не поверилось в реальность происходящего. Но блеск огромных карих глаз быстро вернул к приятной действительности.
Негромкий стук нисколько не привлек внимания хозяина комнаты. Тогда, не дождавшись ответа, Тимофеевич, слегка приоткрыв дверь, как обычно просунул голову в дверной проем. Быстро пробежав глазами по комнате, он отыскал «жертву», которая, не обращая ни малейшего внимания на беспардонное вторжение, сидела на полу перед телевизором и внимательно смотрела черно– белую хронику Второй мировой войны.
– Опять ты с утра до ночи свою «Дискаверю» смотришь, – с присущим всем старикам упреком проворчал он. – И не жалко тебе здоровье-то свое гробить. Скоро будешь таким, как я…
Старик было потянулся к очкам, висящим на шее, но, видя, что «жертва» на него никак не реагирует, на секунду задумавшись, предпринял «обходной маневр».
– Андрейка, Андрейка-воробейка, – с наслаждением произнес он, предвкушая в скором времени бурный всплеск эмоций от хозяина имени, который на слух не переносил, когда к нему так обращались.
Но к еще большему удивлению старика, «жертва» продолжала его игнорировать, неотрывно пялясь в телевизор и совершенно не обращая внимания на «запрещенный прием», используемый хитрецом.
Тимофеевич уже перестал улыбаться и, стоя в дверном проеме, озадаченно потирал затылок, пытаясь понять, куда подевалась бесшабашность его соседа.
– Слушай, Андрюха, ты часом не заболел? А то вон уже какую неделю ходишь как чумной. Сам на себя не похож.
В этот момент природная стихия, сжалившись над стариком, пришла на помощь. Сильный порыв ветра распахнул на кухне форточку, с грохотом обрушив оконную раму о стену. Запах жареной картошки с чесночком и еще чем-то, коварно распространяясь по квартире, ворвался в комнату Андрея, а так как он и сам позабыл, когда в последний раз ел, то реакция была незамедлительной.
– Так вот в чем дело, – произнес старик. Еще раз хитро улыбнувшись, он взял его под руку и повел на кухню. – Завтра такой день, надо бы по сто грамм спрыснуть.
Определенно догадываясь, что ста граммами дело не обойдется, Андрей, тем не менее, был вынужден подчиниться «протестам » своего голодного желудка. Для него до сих пор так и оставалось загадкой, почему русские называют «ста граммами» емкость вместительностью в пол-литра и больше. – «Что же у них тогда «пол-литра»?»
– А какой завтра день? – вдруг спросил он, продолжая как загипнотизированный плестись за Тимофеевичем.
– Ну, ты даешь. Девятое мая. День победы, – старик заботливо усадил гостя за стол, в центре которого, между тарелок с домашней консервацией и жареной печенкой, стояла огромная сковорода, издающая тот «завораживающий» запах, что притянул его сюда.
– Если ты еще спросишь, чьей победы, – перед носом Андрея нарисовался пудовый кулак Тимофеевича, – то я тебе с удовольствием все разъясню.
Но у него уже давно не было никакого желания еще о чем-то спрашивать. Внимательно следя за тем, как старик, половиня сковородку надвое, раскладывает по тарелкам «порции по-русски», он еле сдерживал слюну.
– Погодь, – остановил его старик, – не превращай закуску в еду. Сначала тост.
От души налив по полстакана чего-то непонятно-бурого из литровой металлической фляги, Тимофеевич протянул Андрею его порцию.
– Ну, давай. За красный флаг над Пентагоном!!! – выразительно произнес он, вставая из-за стола.
– А что это? – с удивлением разглядывая содержимое стакана, спросил Андрей.
– «Бурбон», – с хитринкой улыбаясь, произнес старик, гадая, когда же тот, наконец, закончит «валять Ваньку». – Как ты его называешь.
– Я вообще-то «бурбон» не пью. Только вино. Белое. Но…– Его взгляд натолкнулся на Тимофеевича, походившего сейчас на героя агитационного плаката геббельсовской пропаганды – «Большевистская угроза шагает по Европе». После чего, быстро пересмотрев свою точку зрения, мигом осушил содержимое стакана.