Коридор

Учитель математики оказался стойким‚ на соблазны не поддавался‚ и тогда Нинка поклялась страшной клятвой перед всем классом‚ что он будет ее. Перестала понимать алгебру с геометрией‚ нахватала кучу двоек, и по коварному Нинкиному совету родители попросили учителя позаниматься с ней дома‚ отдельно‚ за дополнительную плату. И пропал учитель математики. Перед каждым уроком подбирала Нинка наряды‚ позы‚ интонации‚ одни соблазнительнее других: не урок – демонстрация Нинкиных прелестей‚ и распалила учителя до такой степени‚ что он сам перестал разбираться в математике. Сразу после выпускных экзаменов пошла Нинка замуж‚ весь класс гулял на свадьбе‚ все девицы лопались от зависти‚ глядя на счастливую Нинку и на ее здоровяка-мужа‚ и даже тетя Шура‚ Нинкина мать‚ вздыхала тайком‚ вспоминая себя и свою молодость с никудышным дядей Пашей. Поселились они у свекрови, и Нинка перевернула жизнь по-своему. Не квартира – проходной двор. На раскладушке всегда кто-то спал‚ за столом кто-то ел‚ кому-то занимали деньги на кино‚ на прокорм‚ на штаны. Свекровь рукой на них махнула‚ подхватила вещички и съехала к сестре‚ потому что решили они выдать вдовую свекровь замуж‚ и всем курсом подыскивали пожилого‚ непьющего холостяка. На общем студенческом собрании решили большинством голосов‚ что детей Нинка будет заводить после института‚ и Нинкин муж покорился. Кончила она институт и начала рожать. Теперь у них двое детей‚ и третьим она беременна. Все удивляются‚ а Нинка хохочет‚ и лишь в гости к кому придет‚ сразу танцев требует. Ее оба раза с танцев в роддом увозили и сейчас‚ наверно‚ повезут. Пару раз заезжала тетя Шура в прежнюю квартиру‚ внучек своих показывала. Все смотрели‚ девочек хвалили‚ одна тетя Мотя на некрещеных косилась.

Пошел тете Моте восьмой десяток. Точно никто не знает‚ сколько ей лет‚ – точно она сама не знает‚ – но всё так же убирает‚ и моет‚ бегает на работу‚ по два раза в день в церковь‚ и на рынок к закрытию‚ чтобы остатки взять подешевле‚ а то и вовсе задаром. "Я шустрая. Где катом‚ а где и накатом". Когда делали ремонт по дому‚ хотели заодно и ее комнату освежить‚ но она воспротивилась‚ стеной на пороге встала. Управдом товарищ Красиков заглянул к ней и ахнул: сырость‚ мрак‚ чернота от печи с военных времен. Пригрозил‚ что выселит за плохое обращение с жилым фондом‚ напугал до смерти‚ заставил впустить рабочих. Побелили потолки‚ покрасили рамы‚ оштукатурили стены‚ накатали‚ как на лестничной площадке‚ розовой краской стандартный рисуночек. Комната посветлела‚ повеселела‚ на белом фоне иконы заиграли. Келья да и только. Тете Моте ужас как нравится.

Софья Ароновна Экштат похоронила мать свою‚ Цилю Абрамовну‚ на еврейском кладбище‚ похоронила по всем законам и памятник поставила‚ а на нем по-еврейски написано‚ кто тут лежит. Ездит часто на кладбище‚ следит за могилой‚ цветы сажает‚ прибирает‚ платит деньги в синагогу‚ чтобы молились за Цилю Абрамовну. Если человек всю жизнь верил в Бога‚ он имеет право на веру и после смерти. Работает Софья Ароновна в той же поликлинике‚ по-хозяйски ходит по коридорам‚ невысокая‚ плотная‚ туго перехваченная халатом‚ с засученными рукавами‚ в тяжелых ботинках-копытах‚ и очередь страждущих от зубной боли заискивающе заглядывает ей в лицо. Дело с "врачами-убийцами" Софьи Ароновны не коснулось. Всё так же пломбировала и рвала зубы‚ всё так же стояла к ней очередь – больше‚ чем к другим‚ и лишь отдельные‚ особо бдительные пациенты опасливо косились на нерусскую ее фамилию на талончике.

Манечка Экштат вышла уже замуж‚ сняла на стороне комнату и после свадьбы сразу переехала туда‚ чтобы не жить в тесноте с родителями. Манечка – человек самолюбивый. Она и фамилию девичью оставила‚ и ни за что не допускает‚ чтобы муж‚ Натан Яковлевич‚ больше ее зарабатывал. Преподает в музыкальной школе‚ дает частные уроки. Если мужу прибавляют зарплату‚ она еще ученика берет. Все страхи Софьи Ароновны относительно излишней холодности зятя быстро улетучились. Всё было нормально‚ даже нормальнее‚ чем хотелось‚ потому что через год Манечка родила сына‚ хоть и не собиралась этого делать так быстро. Ребенка назвали Дмитрий. Дима. Каждое лето возят его к бабушке‚ под Харьков. Бабушка живет там со старшим сыном – Зиновием. Крикун – его фамилия. "Спросите Крикуна‚ – говорит. – Меня весь город знает". Его‚ действительно‚ знает весь город. Зяма Крикун. Заместитель директора макаронной фабрики. Сто сорок килограммов живого веса. Носит брюки на подтяжках‚ выходит на пляж в трусах на лямочках‚ плавает на спине‚ мокрое пузо блестит на солнце‚ как айсберг. Возили Зяму на всеукраинское совещание‚ вышел он‚ положил живот на трибуну‚ сказал в микрофон: "Ешьте макароны нашей фабрики!" Стон стоял в зале – перерыв пришлось делать. Его потом в Москву возили‚ он и там на совещании сказал‚ и там все смеялись‚ но меньше‚ и перерыва делать не пришлось.