Коридор

У Зямы Крикуна жена нервная‚ злющая. Чуть что не по ней‚ хватает ребеночка‚ девочку‚ Сонечку‚ кровиночку‚ бежит с ней на станцию‚ к поезду‚ к маме‚ к миленькой‚ к родненькой‚ а Зяма бежит следом и кричит: "Любочка‚ вернись! Вернись‚ Любочка!.." Догоняет у вокзала‚ – она и бежит так‚ чтобы можно было догнать‚ – упрашивает‚ уговаривает‚ умоляет на виду у всего города – добрый человек‚ заместитель директора макаронной фабрики‚ чтобы простила‚ не губила‚ вернулась c ребенком обратно. Она прощает и милостиво‚ победителем‚ идет домой‚ а он плетется сзади‚ несет на руках Сонечку-кровиночку. Манечка приехала к ним первый раз‚ сразу всё поняла и при очередном бегстве не пустила Зяму за ней. Он кричал‚ в отчаянии хватался за голову – еле удержали‚ а Любочка побродила с ребенком по станции‚ пропустила пару поездов‚ тихонько вернулась обратно и к вечеру закатила такой скандал‚ что лучше бы Зяма бежал за ней следом до самого того места‚ где живет ее мамочка.

Каждым летом Манечка посылает к бабушке сына своего Диму. Как только он приезжает‚ бабушка всплескивает в отчаянии руками: "Разве ж это щечки? Разве ж это ножки и ручки?.." – сразу начинает откармливать. Каждое воскресенье покупают на Привозе семь молоденьких цыплят‚ и каждый день Дима ест бульон с домашней лапшой‚ а оставшиеся цыплята‚ привязанные за ножки‚ мирно пасутся у крыльца‚ клюют кукурузные зерна и ждут своего часа‚ так что по их количеству можно определить дни недели. Шесть цыплят – понедельник‚ пять – вторник‚ четыре – среда... Первый месяц кормежки не в счет: "В первый месяц‚ – объясняет бабушка‚ – растягиваются кишочки"‚ – а потом Дима вскипает‚ как на дрожжах‚ набирает за лето свои килограммы‚ и окрестные ребята дразнят его‚ прыгая у забора: "Дима-жиртрест‚ курочку только ест!.." – на что он‚ закормленный цыплятами‚ резонно отвечает: "А какое еще мясо бывает?" Осенью Дима возвращается в Москву‚ сразу худеет‚ а следующим летом бабушка‚ как трудолюбивая пчела‚ опять принимается за работу.

Семен Михайлович Экштат‚ отец Манечки‚ теперь пенсионер. Последние до пенсии годы прожил замкнуто‚ молчаливо: была у него работа в аптеке и любимая коллекция экспонатов‚ характеризующая его‚ Семена Михайловича‚ жизнь‚ чего ему вполне хватало. Появились в аптеке молоденькие девушки‚ окончившие фармацевтический институт‚ заполнили все места‚ стесняясь первое время‚ заворачивали под прилавком интимные изделия. Семен Михайлович‚ потомственный аптекарь‚ презирал девушек‚ презирал их дипломы‚ и в белоснежном халате строго глядел из-под очков на постоянно толпившуюся очередь. Он бы‚ конечно‚ не пошел на пенсию‚ но сломали дом на конце бульвара‚ где размещалась аптека‚ всех сотрудников перевели в другое место‚ а он не захотел. Смотрел‚ как подъехал кран‚ как здоровенным шаром на тросе разбивали стены. Дом старый‚ стены метровые‚ неделю возились‚ по кусочкам отламывали – бьют‚ бьют‚ бьют‚ пока трещина появится‚ а он стоял на тротуаре, глаз не отводил. Взял кусочек кирпича в коллекцию‚ характеризующую его‚ Экштата Семена Михайловича‚ жизнь‚ поехал оформлять пенсию. Был поэт‚ композитор‚ ребе‚ а теперь просто старый еврей. Бродит по бульвару‚ шаркая теплыми ботинками‚ разговаривает сам с собой‚ напевает под нос: "Нет‚ не можем воротиться: годы не вернуть‚ годы не вернуть. Что прошло‚ не возвратится: прошлое забудь. Что прошло‚ не возвратится: прошлое забудь..."

Дебил Гена подружился с чистильщиком ботинок‚ который прилепился со своей будкой к дому на конце бульвара. Когда не было клиентов‚ сидел у него внутри‚ коленками в коленки‚ в теплой тесноте‚ молча слушал радио. Старый‚ старый‚ весь в морщинах‚ мятый‚ будто печеный пирожок‚ ассириец‚ и немолодой уже дебил Гена. Когда приходил клиент‚ Гена вылезал из будки‚ стоял рядом‚ дрожал после тепла на морозе‚ терпеливо ожидал, когда можно‚ сгибаясь в три погибели‚ залезть внутрь и обогреться. И опять сидели молча‚ слушали радио‚ отделенные от мира тонкими фанерными стеночками‚ лишь изредка старик-чистильщик приоткрывал дверцу‚ кричал наружу‚ в пронзительный холод‚ сиплым‚ дребезжащим голосом: "Покупайте теплые стельки! Хорошие‚ мягкие‚ горячие стельки!" Работы не было‚ никто не хотел в мороз чистить ботинки‚ стельки‚ наверно‚ имелись у всех‚ и так они просиживали порой весь день‚ коленками в коленки.