Шоколадно загорелый ухоженный Иностранец был в светлой бежевой рубашке с короткими рукавами и коричневых шортах, в новеньких с зелеными полосочками светлых носках и новых желтых сандалиях. Никто в поселке так не одевался. Оп привел компанию на застекленную веранду весело окрашенного голубенького особнячка, и Дима заметил, как смутили ребят необычные удобства: кресла и стулья, стол под скатертью, высокий фикус в углу, сервант у двери, что вела внутрь дома. Длинный и узкий выглядел здесь как-то особенно бедно. Одними глазами искательно спрашивал он Иностранца, можно ли садиться на такую дорогую мебель.
— Садитесь, кто где хочет, — разрешил Иностранец.
Длинный и узкий не успел сесть в кресло. Он так и остался на полусогнутых ногах, с оттопыренным длинным задом, с пальцами рук, ухватившимися за подлокотники, когда на веранду, освещенную солнцем сквозь цветные занавеси, открыв дверь из плотно зашторенных комнат особнячка, вошла женщина в темном домашнем платье. Оглядев компанию, она сказала:
— Опять привел?!
Дима увидел компанию глазами женщины: улыбавшегося всем и каждому маленького, что примостился на стуле и как примерный школьник сложил руки на коленях, насторожившегося длинного и узкого, всю группу, застигнутую среди необычно богатой обстановки. И не поверил тому, что услышал.
— Тебе какое дело! — с привычной ненавистью сказал Иностранец. — Уходи отсюда!
Женщина не ответила, еще раз оглядела веранду и вернулась в зашторенные комнаты, закрыв за собой дверь.
Дима догадался, кто была женщина. Как мог Иностранец так обращаться с матерью!
— Ты что на нее так? — спросил его приятель-ровесник.
— Пусть не лезет не в свое дело. Это и мой дом. Кого хочу, того и привожу.
Длинный и узкий наконец развалисто опустился в кресло и признательно, будто ничего не произошло, улыбался молодому хозяину. Маленький, наоборот, перестал улыбаться, устремил на хозяина виноватый взгляд. Расстроенный, тот невидяще смотрел на компанию. Потом он посовещался с приятелем-ровесником, и все поднялись. Маленький вскочил первый. Готовно поднялся длинный и узкий. Но он с удовольствием еще посидел бы в таком кресле.
— А куда мы пойдем? — спросил Дима на улице.
Маленький не знал. Не знали это и другие ребята.
— Так зачем же мы идем? — спросил Дима.
Маленький передернул плечами. Ему все равно было интересно. Длинный и узкий догнал Иностранца и, искательно поглядывая на него, пошел сбоку.
— Пойдем, — позвал отец.
— Куда?
— Пойдем, пойдем. В одно место.
Они проходили у каких-то раскрытых ворот, за которыми был виден длинный двор с заезженной до черноты, до угольной пыли землей.
— Зайдем, — сказал отец.
В кабинете с зеленой ковровой дорожкой, сложив на двухтумбовый зеленого сукна стол короткие руки в тесных рукавах залоснившегося темного костюма, в облегавшей грудь темной рубашке, в тугом бордовом галстуке сидел хозяин. Он разглядывал вошедших, не сразу, только когда отец подошел к столу, поднялся, чтобы пожать руку гостю, и оказался ниже среднего роста, узкоплечим, но с таким выпуклым телом, что непонятно было, как пиджак не разрывался на нем. Коротко подстриженная голова, зауженный в висках лоб, темное тугое лицо, затылок с поперечными складками — хозяин был отлит как бы одним куском. Он тут же сел и продолжал терпеливо смотреть на посетителей, устроившихся за приставным столиком.
— Хотите пить? — вдруг спросил он, снял руку со стола, на что-то под ним нажал и вернул руку на место.
Вошел мужчина в мучнистом пиджаке и от двери внимательно глядел на хозяина.
— Принеси, — сказал хозяин.
Человек понял. Пока он ходил, оживившийся хозяин благосклонно смотрел на гостей.
— Это мой секретарь, — сказал он.
Секретарь принес два пустых и одни с медом стакана, понимающе переглянулся с хозяином и поставил их на стол. Оп приступил было к делу, но хозяин не позволил, сам налил из запотевшего металлического баллончика воду, ложечкой бросил из пакетика соду в стакан, прежде влив туда меду, и ложечкой же размешал все до пены. Он подал стакан отцу. Выпив, отец сказал, что не знал, что это так приятно. То же самое довольный хозяин сделал для Димы.
— Я вам могу прислать бочонок, — предложил хозяин.
— Хорошо, — согласился отец, но Дима видел, как насторожился он, услышав про мед.
Сразу насторожился и хозяин. Какое-то время оба не доверяли друг другу, вернее, не доверял отец, а хозяин был начеку. Диме стало ясно, что отец не купит этот бочонок и ни мама, ни сестры, ни брат не узнают, что у них могло быть столько меда.
Но вот настороженность прошла, и, показывая на картины, висевшие на стене просторного кабинета, отец спросил:
— Продадите?
Хозяин, показалось Диме, снова насторожился, но теперь уже отец доверял ему, а тот не был уверен, доверять ли отцу.
— А вы знаете, о чем они говорят? — спросил отец. — Это охотники. Вон тот, что растопырил пальцы, рассказывает байки. А тот, что под шляпой за ухом чешет, думает: ну, и врешь же ты, братец! А молодой в первый раз на охоте, не знает, что этот лысый черт врет безбожно.