Кормчая книга

В два дня Альвиан забрал документы (их выдали ему, не задав ни одного вопроса), рассчитался с общагой, библиотекой, другими университетскими службами, выписался и взял билет до Новосибирска.

XV

…Как пусто заполярное небо.

Как странно поскрипывает под ногами снег.

А прелесть жизни все-таки в том, что, как бы плохо тебе ни было, всегда может случиться что-то еще более плохое. Через секретаршу Альвиан передал профессору Остоженскому коротенькую записку: «Спасибо.» Как это ни странно, он не испытал при этом особенной горечи. Он привык терять. Он уже дважды терял университет. И дважды терял учителей. А позже, на Севере, потерял жену. По характеру она могла дать Альвиану сто очков вперед. Выбрав направление, никогда не сомневалась. «Будем жить завтра так, как работаем сегодня… Партия – наш рулевой… Марксизм не догма, а руководство к действию…» Твердая вера позволила обыкновенной ученице с обогатительной фабрики дойти до секретаря райкома партии. Своего мужа она считала рохлей и никчемным человеком. Но не больше. Как возможный идейный враг он вызывал у нее только усмешку.

В Новосибирск Альвиан взял билет не потому, что до Москвы не хватило бы денег. Нет, он торопился найти единомышленников. Новосибирск к тому времени превратился форпостом российской науки в Сибири. Там работали академики Лаврентьев, Христианович, Векуа, Соболев – настоящие первопроходцы, требующие от учеников и сотрудников смелых самостоятельных выводов. Как раз им-то и будет интересно ознакомиться с методом долгосрочных прогнозов. Несомненно, они ухватятся за его работу всеми руками.

Альвиан был потрясен.

Ни до кого он не достучался.

Чтобы выжить физически, устроился подсобником в горячий цех пропарки железобетонных изделий. Без прописки никуда больше не принимали. Из камер, плюющихся горячим паром, извлекаешь формы с бетонными панелями, раскрываешь, укладываешь в штабеля, заполняешь камеры новыми. Чудовищный конвейер, выжимающий из человека все соки. А ведь, отработав смену, Альвиан отправлялся на железнодорожный вокзал, потому что ночевать ему было негде.

Скоро он понял: путь из горячего цеха один – в психушку. К тому же, подрабатывать можно было и на вокзале. Он быстро подружился с местными грузчиками, а время от времени, почистив пообтрепавшуюся одежонку, отправлялся по адресам, получаемым через горсправку.

Известный журналист…

Доктор наук…

Философ…

С удивлением Альвиан обнаружил, что в Новосибирске много философов. Они существовали при каждом учебном заведении. Непонятно, чем они занимались, но к работе Альвиана они не проявили никакого интереса. Самое страшное в жизни все-таки не поражение, пусть даже в главном деле, понял Альвиан, и даже не разочарование во всем и вся. Самое страшное это когда человек ломается и начинает поддакивать людям, которые хотят его сломать. В привокзальном убожестве судьба сталкивала Альвиана с самыми разными людьми. Бывший классный инженер… Спившийся токарь… Потерявший семью и квартиру летчик… Он подолгу обдумывал редкие встречами со специалистами, до которых все-таки достучался…

«Такие теории, как ваша, проверяются десятилетиями…»

«Берите пример с великих… Дарвин не торопился… Он опубликовал свой труд, когда почувствовал за спиной дыхание Уоллеса… Не торопитесь и вы…»

И прямые намеки: «Теория, отнимающая иллюзии, не может быть популярной…»

Альвиан писал в Общий отдел ЦК КПСС. Писал лично Брежневу, лично Суслову, лично президенту Академии наук СССР, не говоря об отдельных ее членах. Иногда грубил, иногда льстил. Ответом было молчание. Он снова и снова продумывал и перепроверял детали построенного им графика. А вдруг он ошибся? Но нет, предел роста цивилизаций, качественный и количественный рубеж, наблюдался отчетливо. Именно предел роста остановил античность, обрушил династию Хань, низверг в ничто золотой век Гуптов… Где сейчас все это?… Почему закономерность исторических событий не настораживает специалистов?

Ну да, ученые, думавшие о будущем, всегда стояли на подошве горы.