Кормчие судьбы

— Вот именно поэтому он меня и не возьмет,— невесело усмехнулась Белит.— Рамвас уверен, что я попытаюсь сбежать при первой же возможности. Даже здесь от меня не отходят стражники.

— Значит, надо сделать так, чтобы он тебе поверил. Притворись любящей и нежной. Заставь его потерять головy.

— Ты сошел с ума! Чтобы я…

— Белит, ты можешь его ненавидеть, презирать, желать смерти, но пойми: поездка в Кеми — твой единственный шанс на спасение.

— Мне будет трудно пересилить себя. Все равно что путь самой себе в душу!

— Постарайся, женщина. Цена твоих усилий свобода. Только свободная ты сможешь отомстить.

— Я попробую,— сказала Белит. И огонь зажегся в ее глазах.

Наученный горьким опытом, Рамвас уже и не пытался поладить со строптивой наложницей без применения силы. Два рослых, заплывших жиром евнуха вошли в комнату Белит и привычно повалили ее на постель, а затем вошел сам Рамвас с флаконом одурманивающего лотоса.

— Не надо,—Белит мотнула головой,—я не хочу.

Рамвас удивленно поднял брови.

— А кто-то тебя спрашивает? Держите ее голову покрепче — в прошлый раз она меня укусила!..

— Прошу тебя, господин! Клянусь, сегодняшняя ночь не будет похожа на все прежние!

— Сегодня ты не будешь сопротивляться? Ты это хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что сегодня ночью я буду любить тебя.

Рамвас заколебался, но тут он перехватил взгляды, которыми обменялись евнухи. Эти твари посмеивались над его, Рамваса, нерешительностью, и этого он стерпеть уже но мог.

— Пошли прочь, жирные отродья Нергала!

Низко поклонившись, евнухи вышли из комнаты, а Рамвас повернулся к Белит с насмешливой улыбкой.

— С чего бы вдруг грозная шемитка так изменилась? — В тоне его сквозило недоверие.

— Мы поговорим об этом после.— Белит встала с ложа и подошла к стигийцу.—Я хочу быть с тобой по своей собственной воле.

— Интересно, что ты придумала на этот раз. Надеюсь, твои прежние твои выходки не повторятся? — Рамвас показал рукой на глубокий рубец, пересекавший его левую щеку от глаза до подбородка.

Вместо ответа Белит положила руки ему на плечи н потянулась губами к его губам. Рамвас был готов к любым неожиданностям, но… Белит помогла ему снять одежду, и бережно уложила в постель. Вот тогда-то Рамвас окончательно уверился в том, что пленница сошла с ума. Но вскоре осознал, что еще немного — и она сведет с ума его самого…

Никогда за всю свою жизнь Рамвас не встречал столь искушенной в любовных утехах женщины: ни пылкие аргосские красавицы, ни кушитки с их страстными плясками, ни полные загадочной красоты стигийки не могли сравниться с этой удивительной женщиной. Руки Белит порхали над его телом, легкими прикосновениями нежа, лаская, возбуждая ответное желание, а губы обжигали и сводили с ума. Ни одна пядь тела Рамваса не осталась без ласки и внимания.

Рамвас больше не был воином, он был воском, глиной, игрушкой в руках Белит, и все его страхи и сомнения растаяли в огне ее страсти. Отбросив сдержанность, он хрипел и стонал, и его откровенность только поощряла Белит. Наконец стигиец почувствовал, что не в силах более выдержать эту сладостную пытку. Резким движением он опрокинул Белит на спину — и вот тут-то началось настоящее безумие. Рамвас не слышал ни вскриков Белит, ни собственного хриплого дыхания — для него не существовало ничего, кроме единственной в мире женщины, которая так щедро отдавала ему себя. Он должен был взять ее и удержать только для себя, удержать навсегда…

А после, когда они лежали обнявшись и ночной ветерок ласкал их обнаженные тела, Рамвас вглядывался в лицо Белит, ища в нем следы прежней ненависти, но видел лишь умиротворение и нежность,

— Я люблю тебя, мой господин,— прошептала Белит.

— Не верю.— Рамвас улыбнулся. — Ты так долго противилась, что я не в силах поверить тебе.

— Я сама себе долго не верила, вернее, не хотела верить. Сначала я ненавидела в тебе убийцу моей семьи, злейшего врага, а потом начала ждать твоего прихода, несмотря ни на что, прощая даже бесплодие и черный лотос.

Рамвасу стало не по себе. Чувство вины змеей вползало в душу, и стигиец не понимал, почему ему так стыдно перед никчемной рабыней за поступки, обычные для хозяина и повелителя.

— Я не хотел поить тебя лотосом,— сказал Рамвас, словно бы оправдываясь.— Но Наира сказала, что он должен закрепить ее колдовство. Я не устоял перед соблазном. Ты никак не хотела мне покориться…

— Как же я могла с радостью покориться убийца моего отца, матери, мужа? Я сама не понимаю, почему меня так влечет к тебе, что заставило меня простить тебя…

— Но ведь простила?..— полувопросительно прошептал Рамвас.

— Да.—Белит прижалась к нему всем телом. — Да, да, да.

Горячее дыхание женщины коснулось уха Рамваса, и стигиец почувствовал, что в нем вновь поднимается безумное желание. Его рука скользнула по обнаженному бедру женщины, и ее негромкий счастливый смех был наградой Рамвасу.