Дело было не в зависти. Дело было в самой Вале. В том, что она не могла так заразительно, счастливо смеяться, рассказывая подруге о Тенгизе, в том, что, в отличие от Верки, ей некуда было спешить. А еще в том, что она невероятно, смертельно устала от притворства.
В этот вечер Валя наврала Тенгизу, что хочет навестить Евгению Гавриловну, а сама поехала к Зое Васильевне. Без звонка, ей хотелось нагрянуть сюрпризом, однако не получилось – дверь открыл муж Зои Васильевны и сообщил, что та в больнице с инфарктом. Вид у него был жалкий и потерянный, о его ноги терся и грустно поскуливал рыжеватый бесхвостый фокстерьер – оба болезненно переживали отсутствие хозяйки. Валя немного посидела с ними, приготовила на скорую руку ужин, сбегала за мясом для пса. Потом ей на мобильный начал трезвонить Тенгиз, предлагая забрать ее от тетки на машине. Вале не хотелось видеть его сегодня как можно дольше, но делать было нечего. Они уговорились встретиться возле универсама. Тенгиз отвез ее домой, и там Валя, впервые за все время, не выдержала, сорвалась, накричала на него по какому-то пустяку. Потом закрылась в ванной и долго ревела, открыв воду на полную мощность.
Тенгиз, стоя за дверью, упрашивал ее выйти или хотя бы объяснить, в чем дело. Валя не отвечала, и постепенно он тоже завелся, стал говорить на повышенных тонах, пару раз долбанул в дверь кулаком. Потом в коридоре стало тихо.
Когда Валя наконец успокоилась и, опухшая от слез, вернулась в спальню, Тенгиз валялся на кровати в обнимку с коньячной фляжкой. Лицо его было красным, взгляд бессмысленно блуждал по потолку.
Валя попробовала говорить с ним, но напрасно. Он был настолько пьян, что ничего не соображал. Однако фляжку из рук не выпускал, время от времени потягивая из горлышка. Потом его вырвало прямо на ковер, Валя бегала с мокрым полотенцем, а после с крепким чаем и таблеткой анальгина – и так до полуночи. Когда Тенгиз уснул, она поглядела на его измученное, осунувшееся лицо и снова зарыдала, еще горше прежнего.
Наутро у обоих разламывалась голова. Не глядя друг на друга, они с трудом поднялись с постели. Валя отправилась на кухню, Тенгиз долго торчал в ванной. На работу он уехал с трехчасовым опозданием. Вечером позвонил и сказал, что задержится, так как не успел сделать все, что нужно, а вернулся снова пьяным в стельку.
Помирились они лишь спустя неделю. Дней пять все было ничего, они даже съездили в гости к старым знакомым, у которых часто бывали прежде. Валя строго-настрого приказала себе веселиться: танцевала до упаду, пела под «караоке», играла в «бутылочку» со всей честной компанией. Она не сразу заметила, что Тенгиз, поначалу резвившийся вместе с ней, постепенно помрачнел, затих, а потом уединился в соседней комнате, прихватив с собой бутылку. Увозить его домой пришлось на машине приятеля, и там повторилось все, что было две недели назад. Проведя бессонную ночь, выжатая, как лимон, опустошенная, Валя наутро твердо сказала:
– Так больше нельзя. Ты стал самым обыкновенным алкашом. Я уйду.
– Нет, – взмолился тот и сполз с дивана на ковер к ее ногам. – Не уходи! Клянусь тебе, это в последний раз.
– Тот раз тоже был последним. – Валя чувствовала, как ее охватывают глубокая тоска и безнадежность.
Сколько раз она наблюдала подобные сцены в родительском доме! Сколько раз отец ночами измывался над матерью, а утром выпрашивал у нее прощение, умоляя не бросать его, остаться. Теперь это стало и ее образом жизни, а ведь совсем недавно Валя ручалась головой, что ее судьба будет совсем иной.
– Смотри, Тенгиз, – тусклым голосом предупредила она, – еще так напьешься, больше меня не увидишь.
Он молча кивнул, но Валя знала, что никакие угрозы не остановят его, не удержат от выпивки. Он страдал так же, как она, от ее равнодушия, которого Валя не могла скрыть, от того, что в постели она была как бревно и совершенно разучилась улыбаться и смеяться, когда они оставались наедине.
Чтобы как-то развеяться, отключиться, Валя стала захаживать в гости к Дарье, благо та была под боком и всегда радовалась ее приходу. Сидела у нее в квартире целыми днями, возилась с ее Степашкой, помогала по хозяйству. Свой дом она совсем забросила, убиралась спустя рукава, готовила из полуфабрикатов. Чего стараться, если Тенгиз почти ежедневно заявлялся «на рогах» и, минуя кухню, сразу отправлялся в постель.
Так пролетели остаток осени и часть декабря. Степашка, который был моложе Антошки всего на два месяца, но из-за полноты и неповоротливости развивался значительно медленней, начал понемножку вставать на ноги.
«А мой уже бегает небось», – думала Валя, вспоминая, как Антошка в девять месяцев спокойно обходил комнату по периметру, держась за стены и мебель. Она так и не могла привыкнуть считать его чужим ребенком, даже в разговорах с Дарьей у нее частенько проскальзывали словечки «мой», «наш».
…Под самый Новый год Верка вышла замуж. Она пригласила Валю на свадьбу в небольшой уютный ресторанчик. Та взяла с собой Тенгиза.