Корни

Его толкали и пинали. Кунте хотелось за что-нибудь уцепиться, но каждый раз твердая и уверенная рука останавливала его руку. Тяжело дыша под мешком, Кунта понял, что его больше не бьют и не пинают и криков толпы уже не слышно. Наверное, люди пошли к другой хижине, подумал он, а его направляет раб, которого Оморо, как все остальные отцы, нанял, чтобы тот отвел сына с мешком на голове в ююо.

Каждый раз, когда очередного мальчика вытаскивали из хижины, толпа восторженно кричала. Кунта был рад, что не видит танцоров-канкуранг, которые выделывали головокружительные кульбиты и подпрыгивали высоко в воздухе, потрясая своими копьями. Большие и малые барабаны – все барабаны деревни – оглушительно били, и раб все ускорял шаг, ведя Кунту между рядами людей. «Четыре луны! – кричали люди. – Они будут мужчинами!» Кунте хотелось рыдать. Ему безумно хотелось коснуться Оморо, Бинты, Ламина – даже надоедливого плаксы Суваду! Он не мог вынести мысли о том, что пройдет четыре долгие луны, прежде чем он снова увидит тех, кого любил больше всех на свете – только раньше не понимал этого. Слух подсказал ему, что они с проводником присоединились к длинной процессии, двигавшейся под ритмичный бой барабанов. Они прошли через ворота деревни – он понял это, потому что гул толпы начал стихать. Кунта почувствовал, что по щекам его текут слезы. Он крепко зажмурился, чтобы скрыть слезы даже от себя самого.

В хижине он ощущал присутствие Бинты. Теперь же почти физически чувствовал страх своих товарищей по кафо, которые шли впереди и позади него. Он знал, что страх их так же велик, как и его. И от этого стыд его ослабел. Он шагал, ослепленный белым мешком, и знал, что оставляет позади не просто отца, мать, братьев и родную деревню. И осознание это наполняло его печалью и ужасом. Но Кунта знал, что это нужно сделать. Это сделал его отец и когда-нибудь сделает его сын. Он вернется – но уже мужчиной.

Глава 23

Похоже, они приближались к недавно срубленной бамбуковой роще – до нее не больше броска камня, Кунта чувствовал это. Сквозь мешок он ощущал сильный аромат нарубленного бамбука. Чем ближе они подходили, тем сильнее становился запах. Они подошли к барьеру, преодолели его, но все еще были на улице. Конечно же! Это бамбуковая изгородь! Неожиданно барабаны смолкли, и процессия остановилась. Несколько минут Кунта и остальные мальчишки стояли неподвижно и молча. Кунта ловил самые слабые звуки, чтобы понять, куда они пришли, но слышал лишь крики попугаев и визг мартышек над головой.

И тут мешок с его головы сорвали. Он стоял, моргая от яркого полуденного солнца, пытаясь привыкнуть к свету. Ему было страшно даже повернуть голову, чтобы взглянуть на приятелей по кафо. Прямо перед ними стоял суровый, морщинистый старейшина Силла Ба Дибба. Как и все мальчишки, Кунта отлично знал и его, и всю его семью. Но Силла Ба Дибба вел себя так, словно никогда прежде не видел никого из них – да и сейчас предпочел бы не видеть. Он смотрел на них так, словно они были отвратительными личинками. Кунта понял, что это их кинтанго. Рядом со старейшиной стояли двое мужчин помоложе, Али Сисе и Сору Тура. Их Кунта тоже хорошо знал: Сору был близким другом Оморо. Кунта был рад, что Оморо здесь нет и он не видит, как напуган его сын.

Все мальчишки, как их и учили, скрестили ладони над сердцем и по обычаю приветствовали старейшин:

– Мира вам!

– Только мира! – ответили старый кинтанго и его помощники.

Кунта расширил глаза, стараясь не двигать головой, и увидел, что они стоят посреди небольшой деревни, состоящей из маленьких, обмазанных глиной хижин под соломенными крышами и огороженной бамбуковой изгородью. Он понял, что хижины, наверное, строили их отцы, которые на несколько дней исчезали из Джуффуре. Все это он мог видеть, сохраняя абсолютную неподвижность. Но в следующую минуту он чуть из кожи своей не выпрыгнул.

– Дети покинули деревню Джуффуре, – неожиданно громко произнес кинтанго. – Если вы хотите вернуться мужчинами, то должны избавиться от страхов, ибо трусливый человек – слабый человек, а слабый человек – это опасность для семьи, деревни и всего племени.

Кинтанго посмотрел на них так, словно никогда в жизни не видел столь жалкого зрелища, и отвернулся. Двое его помощников бросились вперед и принялись лупить их по плечам и спинам гибкими кнутами, словно коз, по несколько человек загоняя в маленькие хижины.