Решающим аргументом у противников абиогенеза были так называемые “хемофоссилии” — т. е, “химические ископаемые”, органические вещества, которые легко разлагаются под действием температуры и воздействия кислорода… Они в крайне малых количествах, но почти повсеместно распространены в нефтях и вообще в самых разных осадочных породах. В первую очередь это порфирины, азотистые гетероциклические соединения, родственные известным всем хлорофиллу и гемоглобину. С 1942 года, с работ отцова приятеля Андрея Владимировича Фроста, их очень частое наличие в нефти считается argumentum primarium, неопровержимым доводом в пользу органического ее происхождения. А.С. психологически было непросто спорить со своим покойным другом, но он указал на то, что гемоглобин и хлорофилл живых организмов содержат в себе металлы, это всегда магний и железо. А порфирины нефти тоже содержат металлы, но это — ванадий и никель. Да и обязательность органического происхождения порфиринов оказалась под очень большим сомнением, после того, как их следы были найдены в метеоритах и в продуктах, образовавшихся при электроразрядах в модельной газовой смеси, т. е. совершенно неорганическим образом.
Вы можете спросить: а почему это такой важный вопрос? Откуда б не взялись нефть и газ, но важно ведь то, где их скопления. А это не меняется — в основном, в осадочных породах, более всего там, где поднятия пористых пластов, перекрытых сверху пластами непроницаемыми. Это, конечно, так. Вопрос о том, что надо развивать? Если нефть идет из мантии — надо вкладывать очень большие деньги и ресурсы в разработку геофизических методов поиска на больших глубинах, где сегодня уровень помех забивает полезный сигнал, в технологию бурения на большие глубины, где температуры под двести-триста градусов. Если нефть имеет органическое происхождение — надо развивать средства поиска, бурения, добычи на морских глубинах и в дальних Арктике и Антарктике — все остальное уже просмотрено. Речь идет об очень больших триллионах, что не по силу в одиночку даже таким гигантам, как Бритиш Петролеум или Газпром.
Конечно, в нынешнем своем положении он не мог делать какие-то эксперименты, но умение использовать оружие математики и знание термодинамики для решения научных задач ему не изменяло. Вот только никак не удавалось заинтересовать тех, кто ищет нефть и газ. За все время только одна его совместная с Д.Шейх-Али статья о распределении компонентов и фракций нефтей по температурам кипения была напечатана в 1987 году в журнале “Геология нефти и газа”. А все остальное — как уже сказано, шло в “Химии и технологии топлив и масел “, которую геологи не читали. Был в Советском Союзе, однако, один очень известный геолог — сторонник абиогенеза. Это — Н.А.Кудрявцев, разработавший программу поиска, по которой был получен в 1953 году первый в Сибири газовый фонтан у села Березово. Это он заявлял на научных конференциях: “Признать глубинное происхождение нефти — это значит признать, что огромные коллективы ученых, научно-исследовательские институты и у нас, и за рубежом десятки лет работали и работают впустую”. Но он умер в 1971 году и о работах отца знать не мог.
Были, в общем, и другие исследователи, геологи, физики и химики, которые самостоятельно пришли к тем же выводам о небиологических источниках нефтеобразования, что и Александр Сергеевич. Назову хотя бы известных киевских профессоров-геологов Порфирьева и Краюшкина, под чьим руководством были открыты 17 нефтегазовых месторождений в Донбассе, часть из которых находится в трещинах изверженных пород. Вот с Владиленом Краюшкиным у отца завязалась регулярная переписка.
Надо сказать, что Советский Союз слыл на Западе