Корни

Кунта максимально спокойно рассказал отцу о встрече с тремя новыми друзьями, которые пригласили его отправиться за золотом. Сделав глубокий вдох, он добавил:

– Думаю, Ламину могло бы понравиться такое путешествие.

Лицо Оморо не изменилось. Он помолчал, потом произнес:

– Путешествия полезны для мальчиков.

Кунта понял, что отец не собирается отказывать ему сразу же. Он чувствовал, что Оморо верит в него, но одновременно и тревожится. Отец никогда не проявлял чувства сильнее, чем следовало.

– Прошло много дождей с того дня, когда я странствовал в этих местах, – сказал Оморо так спокойно, словно они говорили о погоде. – Думаю, я и тропу эту уже не вспомню.

Кунта знал, что отец ничего не забывает. Он просто пытается припомнить, знакома ли ему дорога к золотому прииску.

Опустившись на колени, Кунта нарисовал тропу палочкой, словно знал ее всю жизнь. Он нарисовал кружочки деревень, расположенных возле тропы и на небольшом расстоянии от нее. Оморо тоже опустился на колени и, когда Кунта перестал рисовать, сказал:

– Я бы выбрал путь поближе к большинству деревень. Это будет дольше, но безопаснее.

Кунта кивнул, надеясь, что выглядит более уверенно, чем чувствует себя. Его поразила мысль о том, что, хотя трое друзей, которых он встретил, путешествуют вместе, они могут совершать ошибки. Он же пойдет с младшим братом, за которого придется отвечать. И никто не поможет ему, если что-то случится.

Кунта увидел, как Оморо обводит последнюю треть пути.

– В этом месте мало кто говорит на мандинго.

Кунта вспомнил уроки кинтанго и ответил, глядя прямо в глаза отцу:

– Солнце и звезды укажут мне путь.

Наступило молчание, потом снова заговорил Оморо:

– Думаю, я приду в хижину твоей матери.

Кунта был счастлив. Отец дал понять, что разрешает отправиться в путь и постарается убедить в этом Бинту.

У Бинты Оморо не задержался. Как только он вышел, она выскочила из дверей, прижав руки к трясущейся голове.

– Мади! Суваду! – крикнула она, и они тут же поспешили к ней, бросив своих сверстников.

Другие матери вышли из своих хижин, и незамужние девушки тоже. Все следовали за Бинтой, а она тащила своих сыновей в сторону колодца. Там женщины столпились вокруг нее, а она плакала и жаловалась, что у нее осталось лишь двое сыновей, потому что двух старших непременно похитит тубоб.

Девочка из второго кафо, желая быстрее поделиться известием о путешествии Кунты с Ламином, помчалась на пастбище, где мальчишки ее кафо пасли коз. Через какое-то время мальчишки прибежали с пастбища с широкими улыбками на лицах. Ламин мчался через всю деревню с таким гиком, что пробудил бы самих предков. Столкнувшись с матерью возле ее хижины, Ламин обнял Бинту, расцеловал ее в лоб и закружил вокруг себя, несмотря на сердитые крики. Когда он поставил ее на землю, она побежала за хворостиной и как следует вытянула его по спине. Она бы сделала это снова, но он уже бежал, не чувствуя боли, к хижине Кунты. Он ворвался, даже не постучав – немыслимая грубость. Но, посмотрев на лицо брата, Кунта решил ничего не говорить. Ламин стоял и смотрел на старшего брата. Он пытался что-то сказать, дрожал всем телом. Кунта с трудом сдержался, чтобы не обнять его – такую любовь к брату он испытывал в тот момент.

Кунта услышал собственный ворчливый голос:

– Вижу, ты уже все знаешь. Мы выходим завтра после первой молитвы.

Хотя Кунта уже был мужчиной, он все же постарался держаться подальше от Бинты, когда просил друзей позаботиться о его наделе и исполнить за него обязанности часового. Бинта так громко рыдала, что услышать ее не составляло труда. Она бродила по деревне, держа за руки Мади и Суваду.

– Только двое сыночков у меня осталось! – кричала она изо всех сил.

Но, как и все в Джуффуре, Бинта знала: что бы она ни сказала и ни сделала, последнее слово остается за Оморо.

Глава 30

У дерева странников Кунта помолился, чтобы их путешествие было безопасным. А чтобы оно было успешным, он за лапу привязал к нижней ветке принесенную курицу, и та кудахтала и хлопала крыльями, пока они с Ламином шагали дальше по тропе. Кунта не оборачивался, но он точно знал, что Ламин изо всех сил старается поспевать за ним и одновременно удерживать на голове тяжелый сверток – а еще сделать так, чтобы Кунта этого не заметил.

Через час тропа вывела их к низкому раскидистому дереву, сплошь увешанному бусами. Кунта хотел объяснить Ламину, что это означает: поблизости живут мандинго-кяфиры, неверующие язычники, которые нюхают табак и курят деревянные трубки с глиняными чашечками, а еще пьют пиво, приготовленное из меда. Но Ламину важнее всего было научиться дисциплине молчаливого хода. Кунта знал, что к полудню ноги Ламина будут страшно ныть и шея разболится от тяжелого свертка на голове. Но только продолжая шагать, несмотря на боль, Ламин сможет укрепить тело и дух. И в то же время Кунта знал, что привал нужно устроить до того момента, когда Ламин окончательно лишится сил, потому что иначе мальчик окончательно потеряет веру в себя.