Корни гор, кн.1: Железная голова

– Не сердись, – ласково попросил Гельд и хотел взять ее за плечо, но она упрямо отстранилась. – Какие вы обидчивые, дочери Ярла, – вздохнул он как бы про себя. – Как дети… Помнишь, я тебе обещал тролля в корзиночке? Может быть, теперь и привезу. Только Один знает, куда меня занесет… Ты будешь меня ждать?

– Пусть тебя другие ждут, – неопределенно и почти враждебно бросила Борглинда, и голос ее казался зажатым, глухим. – Им и дари своего тролля! Таким, кому только тролля и не хватает! А мне ничего не надо!

Гельд тихонько протяжно просвистел, выражая недоумение. Недоумение было наигранным: он столько думал об Эренгерде, что слышал намеки на нее даже там, где их не могло быть. Но нет, она их не выдаст! Она горяча и порывиста, но сердце у нее благородное. Они в дружбе, она хорошая девочка и не уподобится Орму Великану.

– Нет, так не пойдет! – Гельд взял ее за плечи. Она опять вырвалась, но он придвинулся к ней ближе. – Не злись, пожалуйста! Мне и так здесь досталось! Мне и так не слишком нравится совать ногу в чужой башмак! Хоть бы ты меня пожалела!

– А с какой стати я должна тебя жалеть? – воинственно отозвалась Борглинда, но в душе у нее все трепетало: он ведь и вправду несчастлив! – Что ты мне сделал?

– Что? – Гельд усмехнулся, вспомнив Острый мыс и себя прежнего, веселого и независимого. – Да хотя бы то, что я рассмешил тебя, когда тебе было грустно. Помнишь: «Ты не покойник!» – «Сам ты не покойник!»

Гельд так забавно передразнил недоверчивого покойника, даже лучше, чем тогда в усадьбе Лейрингов, что Борглинда не смогла удержаться и фыркнула. Приободренный Гельд опять взял ее за плечи. Борглинда больше не вырывалась: она раза два фыркнула от смеха, потом вдруг прижалась лицом к груди Гельда, и он услышал совсем другие звуки – звуки сдержанного плача.

– Ну, ладно, не грусти! – приговаривал Гельд, обнимая ее и как ребенка поглаживая по волосам. – Все совсем не плохо. Я живой, конунг мной доволен, а потом, может быть, будет доволен еще больше. Конечно, со мной все вышло совсем не так, как я раньше хотел, но кто поклянется, что я хотел правильно? – Он сам не знал, для нее рассуждает или для себя. – Своей судьбы никто не ведает. Ты думаешь о себе одно и хочешь одного, а потом все оказывается по-другому. И сам ты оказываешься другим, не таким, как сам про себя думал. Встретится тебе… кто-нибудь, кого ты раньше не видел, и вся жизнь потечет совсем в другую сторону. И это не так уж плохо. Движение и есть жизнь. Только мертвым уже ничего не нужно, с ними ничего не может случиться. Я скоро вернусь. Может быть, даже раньше весны. Ты и не заметишь, как время пройдет. Когда дни одинаковые, они бегут незаметно. А потом и ты поедешь домой. Когда-нибудь все кончается, и твое здешнее время кончится, и ты опять будешь дома, среди своих. Помнишь про мой бубенчик? Не потеряла? Значит, рано или поздно ты вернешься домой. И все будет хорошо.

Он не говорил «не плачь», зная, что именно этот призыв обычно вызывает новый поток слез, а отвлекал ее от грустных мыслей, болтая что подвернется на язык, но обязательно – бодрое и полное надежд. Борглинда цеплялась за него обеими руками, и в эти мгновения для нее не существовало разлуки: всю свою жизнь она будет вот так стоять рядом с ним, вцепившись в его плечи, и никакие силы ее не оторвут.

– Ты замерзнешь, – сказал наконец Гельд, обнаружив, что она вышла к нему в одном платье. – Уже поздно. Иди спать. Ты будешь хорошо спать и видеть сладкие сны. Я тебе обещаю. Маленького тролля в корзиночке, с длинными ушами и пушистым беленьким хвостиком. Иди.

Обнимая ее за плечи, Гельд довел Борглинду до сеней и открыл ей дверь. Повинуясь мягкому толчку в плечо, она вошла в сени и ощутила, что осталась одна. На ходу вытирая лицо и надеясь на темноту в девичьей, она вошла и при свете очага пробралась в дальний угол к своей лежанке. Она больше не грустила, потому что он не велел, и собиралась крепко и быстро заснуть, потому что он сказал, что так будет. Холодная пропасть долгой разлуки отодвинулась куда-то, вернее, Борглинда не заглядывала в нее больше, потому что Гельд велел не смотреть. Тоска, терзавшая ее вечером, исчезла, сейчас ей было почти легко. Она не оглядывалась назад, не вспоминала. Гельд хотел ее утешить, и она, повинуясь ему, чувствовала себя утешенной.

И только утром, может быть, даже не на следующий день, она успокоится и разглядит тот черный камень, который лежал на дне пропасти. Гельд утешал ее перед предстоящей разлукой, ее, но не себя. Его расставание с Борглиндой не терзало, потому что он-то отлично без нее обойдется.

Глава 9