Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

То, что он сделал, было мгновенным, но осознанным решением, пусть не подготовленным и рассчитанным на удачу, но всё же осознанным. Не стёрлись в памяти встреча и ночные разговоры с Кранцем, который так хотел вместе с Вилли добраться до американцев. «Нам надо уходить к американцам», - говорил Виктор той ночью, - «они не заклятые враги нам, особенно теперь, когда война кончилась. Для них враги – наци, крупные наци, а не мы. А когда у них с русскими не станет общего врага, врагами будут и русские. Потому что они разные, а мы с ними – одинаковые. Для русских же ещё долго врагом будет каждый немец, если он воевал, и здесь нам будет очень трудно не только жить, но и выжить. Нас, офицеров, а тебя, эсэсовца – тем более, будут вылавливать и русские, и свои, стараясь выслужиться и заработать на предательстве. Пройдёт совсем немного времени, и американцам понадобятся профессионалы, прошедшие восточный фронт. А мы – вот они! И снова – нормальная жизнь солдата. Потому уходить будем только к американцам и обязательно сейчас. Потом, когда они с русскими обособятся, проведут границы, сделать это будет труднее и опаснее. Запомни: они такие, как и мы. Русские – совсем другие». Вилли хорошо запомнил доводы своего единственного друга, поверил им и не мог не следовать им после трагической гибели Кранца. Потому и оказался в американском грузовике и очень надеялся быстро попасть к американцам, как этого хотел друг.

Кремер не заметил, как неожиданно задремал, и очнулся от разговора у заднего борта:

- О, кей! Будут чулки, зажигалка, паркер, что ещё?

- Вези губную помаду, часы, сигареты.

- Олл райт! Всё будет. На замену даёшь икра, крабы, рыба красный, балык, так? Можно водка, спирт.

- Как договорились. Жду. У меня всё есть. Вези, не пожалеешь.

- Гуд бай!

- Давай!

Вилли почувствовал, как слегка качнуло машину от посадки американца, слышал невнятный разговор его с шофёром, мотор заработал, и они поехали.

-2-

Но что это была за езда! Машину бросало и мотало из стороны в сторону, как будто рулевое колесо по временам вырывалось из рук шофёра, она прыгала, то проваливаясь, то вылетая с креном из колдобин, и всё это на скорости – шофёр явно игнорировал тормоза. Пришлось выбраться из-под скамейки, чтобы остаться живым, и взобраться на палатки, крепко держась за борт. И всё равно Кремера несколько раз сволакивало с кучи на пол, сталкивая с ящиками и бидонами, которые в безудержной пляске набрасывались на него. Проклиная ухарство шофёра, он даже забыл о цели и больше всего хотел, чтобы машина, наконец, остановилась.

И она остановилась на развороте, потом резко сдала назад так, что Вилли завалился на своё старое место у кабины за брезент. Хлопнули дверцы, заговорили по-английски. В кузове стало светлее: откинув брезент и, с лязгом, задний борт, кто-то, поднявшись в машину, выбросил на землю ящики и бидоны и снова захлопнул борт и брезент, и снова поехали, но теперь уже медленнее и с частыми поворотами. Наконец, встали. Слышались чужой разговор, смех. Забросив заднюю штору наверх и ярко высветив всё внутри, в кузов забрались два американских солдата в хаки с закатанными рукавами и пилотками под погонами и взялись за палатки.

- О-о-о! Фриц!

Крупные белки глаз негра-солдата стали совсем большими от неожиданности. Он с интересом смотрел на Вилли, не придвигаясь к нему, очевидно, из осторожности, и не зная, что предпринять. Подошёл и второй, белый. Этот смотрел на Вилли насторожённо и недобро. Они о чём-то переговаривались между собой, обсуждая ситуацию, засмеялись, позвали шофёра, чтобы тот посмотрел, что возит у себя в кузове. Пришёл шофёр с губной гармошкой в кармане рубашки, тоже негр, и тоже уставился с любопытством на немца, неведомо как очутившегося в его машине. Все трое, переговариваясь, снова засмеялись. Очевидно, первые двое подначивали шофёра, потом белый что-то резко сказал Кремеру. Видя, что тот не понимает, поманил пальцем к себе. Ну, что ж, пора выбираться. Вот и приехали. Белый солдат ему явно не нравился, а чёрных он не воспринимал за нормальных людей, поэтому было тревожно и неуютно. Медленно, не спуская с них насторожённых глаз, поднялся, держась за борт. Никогда не было так гадко от собственной полной беззащитности, от чужой беспредельной власти над его жизнью. Приходилось примеривать к себе шкуру пленного, бесправного. Неловко перебираясь через палатки, вышел к американцам, встал перед ними, опустив руки. Около машины уже столпились другие солдаты, с интересом рассматривая неожиданного зайца. Тоже смеялись. Они здесь были хозяевами.