Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

То, что они делали, было незаконным, попросту – преступлением, и при раскрытии грозило смертью. Поэтому к картотеке мог допускаться минимум исполнителей и знающих о ней. Одному Гевисману по лени, занятости, да и по объёму информации, естественно, было не справиться, и он вынужден был кого-то привлечь к своей тайной работе. Выбор пал на Вилли. Доверие к нему обуславливалось несколькими причинами. Как это ни странно, одной из главных явилась та, что молодой офицер стал преемником Гевисмана у Эммы, а та отзывалась о постояльце всегда положительно. К тому же Вилли не имел родственников и близких знакомых. Как дешифровщик высокого класса, он был хорошо законспирирован, неоднократно проверен и, главное, подчинён непосредственно Гевисману, то есть, практически был его рабом, зависящим от шефа и в жизни, и в смерти своей. За годы войны Гевисман успел хорошо приглядеться к своему подопечному, оценил его молчаливость, замкнутость, исполнительность, отсутствие дурных привычек и привязанностей и считал полностью открытым для себя, не ожидая от Вилли никакого подвоха. Но всё же полностью не доверял, как и всем, регулярно перепроверяя и высвечивая частные детали его жизни через Эмму и других. Особенно ценил Гевисман в своём помощнике то, что тот никогда не интересовался, зачем они делают эту картотеку, и почему она на дому у Гевисмана, и тем самым становился молчаливым и верным соучастником дела.

Сначала утомительная возня с картотекой Вилли не нравилась, и он с большим удовольствием пропадал в саду или в гараже, помогая прислуге. Но само посещение ухоженной виллы начальника, участие, хоть и небольшое, в личной жизни шефа, - всё это, вместе взятое, было значительной отдушиной в однообразном существовании, когда работой занято почти всё время. Ну а к Эмме он уже привык, там не было ничего неожиданного и нового, а потому Вилли очень дорожил доверием Гевисмана и старался своей прилежностью и трудолюбием закрепить его. Да и Эльза, с её броской красотой и фамильярным обращением с молодым симпатичным офицером, давала понять, что он ей не безразличен, и она всегда рада ему. Сразу же между ними установились взаимоотношения молодой слегка деспотичной хозяйки и послушного, всегда готового к исполнению её желаний и капризов, слуги. При этом легко просматривались грубоватые намёки и лёгкие приставания первой и необидные уклонения второго. Их пикировки за столом и в саду, где Эльза любила загорать, когда Вилли работал там, очень нравились Гевисману, он смеялся и подначивал их, как бы поощряя.

Но Вилли был очень осторожен. Он понимал, что Гевисман никогда не простит ему ни измены Эльзы, ни собственного нахальства. Тот прекрасно видел взаимные симпатии молодых, почти откровенные призывы Эльзы и сдержанность Вилли и наслаждался контролируемой им ситуацией, своей властью и беспомощностью пары. То, что возникло между ними, больше было нужно ему, чем им, возбуждало его.

А Эльза хоть и изредка, но срывалась, становилась вдруг мегерой, разряжая накипевшее раздражение и сдержанность на своём безропотном госте и слугах. И тогда Вилли уходил в бункер, куда доступ Эльзе был строго запрещён. Она ещё пыталась доразрядиться на Гевисмане, тот сначала подтрунивал над её настроением, подсмеивался, а потом следовал резкий выговор-нотация, и Эльза в слезах убегала в спальню. Раздавался один из бравурных нацистских маршей в перевранном исполнении скрипучим голосом Гевисмана, тот спускался к Вилли, и они работали, изредка обмениваясь репликами.