Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

Была тёмная-претёмная ночь, чужая и всё же светлее, чем было у него на душе. Он – немец, и вдруг стал русским! Этого не может быть! Он не хочет! А если всё-таки так, значит, эти иезуиты принудили его воевать против своих сородичей, да ещё с желанием? Каких своих? Неужели русские – свои? Нет, не может этого быть! Не должно! Он застонал, заскрипел зубами: «Я не хочу-у-у!» Ноги, как неживые, медленно передвигали к бараку, а он уже боялся входить, боялся, что все увидят, что он чужой. Кто же он теперь? Вот откуда эти способности к русскому языку. Он всё пытался вспомнить ранние картины своего детства, как будто там можно было найти ответ: на самом ли деле он – русский. Или это ещё одна пакостная ловушка Гевисмана? Он ничего не помнил, кроме безнадёжного одиночества, отчуждённости от сверстников - может, и это оттого, что они ещё по-детски зверино чувствовали, что он чужой - и вечного ожидания родителей. Кстати, кто же они? Гевисман должен знать, должен сказать. Уже почти совсем доплётшись до барака, Вилли повернул назад. «Надо узнать. Но что? Что мои родители – русские шпионы? Яблочко от яблони недалеко падает» - вспомнилась вдруг русская поговорка. «Как метко!»

Американца не было. Постучал в дверь комнаты Гевисмана, ответа тоже не было. Вошёл. Под светом абажура ярко блестела пустая жирная миска, и тускло отсвечивала почти опустошённая вторая бутылка виски. Хозяин спал одетым в неудобной позе, поставив правую ногу на пол и заложив левую руку за голову. Половина лица его утонула в расстёгнутом воротнике рубашки, и оттуда доносились тяжёлые отфыркивания при выдохах перегретого алкоголем организма. Вилли подошёл ближе, разглядывая спящего шефа. Подумалось: «Лучше мне не вернуться, и тогда…» Высверкнуло вдруг упоминание Гевисмана об ампуле. И сразу же пришло решение: «Ну, что ж, Гевисман, ты сам подписал себе смертный приговор своим бахвальством. Прими, дьявол, своего заблудшего козла!» Он осторожно ощупал воротник рубашки спящего и в правом углу ощутил какую-то твёрдость. «Вот она!» Удобно пристроил ампулу между пальцами левой руки, на выдохе Гевисмана вставил её между зубами того и тут же резко ударил снизу по челюсти. Гевисман вздрогнул, остановил дыхание, потом прямо приподнялся в кровати, выпучив глаза, и рухнул снова на подушку, безвольно отворотив лицо набок и раскрыв рот. В нём ещё пульсировал язык, отрабатывая прошлые команды, а мозг уже бездействовал, и из уголка рта сочилась кровь из разрезанной десны. «Всё! Вот и ещё труп. И снова немец. Нет, Бог не слепо правит моими руками. Он-то знает, что я русский, и в какой уже раз даёт мне жёсткий знак об этом».

«Пора уходить и чем быстрее, тем лучше. Хорошо бы запереть дверь». Огляделся, ключ торчал в дверях, потрогал, он легко поворачивался в скважине. «Неплохо бы запереть изнутри». Мысль понравилась. Вилли пошёл к шкафу, открыл его и сразу увидел то, что ему надо: металлическую трубку комбинированной ручки, заткнутой с двух сторон колпачками с пером и карандашом, которые он спрятал в карман, а трубку сплющил зубами, подгоняя под конец ключа. Потом бросил последний взгляд на уже окончательно застывшего шефа, вставил ключ в замок, закрыл дверь и, приспособив трубку, из коридора повернул ключ. Замок легко щёлкнул, и дверь была заперта. Американец так и не появился, и это тоже было божье чудо, только так Вилли мог расценить отсутствие охранника в нужное время.

В барак он пробирался как ранняя мышь. Вероятно, было уже далеко за полночь, все спали, во всяком случае, хотелось, чтобы было так. Он подобрался к своей кровати с другой стороны от Шмидта, медленно и осторожно забрался, тихо разделся и спрятался под одеяло. Улёгся, змеиными движениями приспосабливая тело к удобному положению и повернув лицо к Шмидту. Тот даже не пошевелился, хотя раньше никогда не пропускал возвращения соседа. «Спит. Слава богу!»

- 10 –

Утром его разбудили, сильно толкнув в плечо. На уровне койки он увидел строгие лица Шмидта, Визермана, американского майора, который допрашивал его в первый день, и двух солдат в пилотках. Майор спросил:

- Когда вы ушли от Гевисмана?

Вилли внутренне собрался. Снова его ответы были ценою в жизнь.

- Я не знаю. У меня нет часов. Все, кажется, уже спали. Может, кто-нибудь слышал, можно спросить.

Американец пристально смотрел в глаза Вилли, тот не уклонялся.

- По какому поводу пьянствовали?

Вилли сел в кровати, подобрав под себя ноги. Возвышаясь над допрашивающими, он чувствовал себя более уверенно.

- Собственно, пил-то один Гевисман и особенно много, когда узнал, что его секретную картотеку с восточной агентурой, которую он вам обещал… - намеренно разглашал он секреты шефа с американцами, чтобы обезопаситься. Американец никак не среагировал, несомненно, зная, о чём речь, а Шмидт и Визерман коротко переглянулись.