Корни Иггдрасиля

с бледными щитами,

острыми секирами:

Атли подавали там

сыть-вино Вальгаллы,

воины снаружи

боронят хоромы —

неровно нагрянет Гуннар,

звонким копьем

позвать князя битвы!

15 Подошла тут сестра,

как в палату входили

оба ее брата

(не пила она браги!):

«Что ты выиграл, витязь,

у гуннов кровавых?

Предан ты, Гуннар,

вошел в палату напрасно!

16 Лучше бы ты, брат,

облекся бронею,

чем в орлих легких шеломах

проведывать Атли,

сидел бы в седле ты

и солнце б сияло,

норнам старым дал бы

по нави бледной плакать,

девам гуннским щитоносным

запрячься в бороны дал бы,

Атли самого бы

в Пропасть Змей спровадил —

а будет ныне лихо:

Пропасть Змей — судьба вам!»

17 «Поздно, сестра,

полк Нифлунгов строить,

далече ныне

дружинные люди,

рыжих гор Рейна8

бесстрашные вои!»

18 Семерых посек Хёгни

оружием острым

и восьмого ринул

в огонь горячий.

Как отважный должен

борониться твердо,

так Гуннара Хёгни

боронил от врагов.

19 Схватили Гуннара,

друга бургундов9,

в железа заковали

и руки связали.

20 Жизнь откупить

предложили отважному,

злата просили

у сильного гота.

21 «Лишь дайте мне сердце

Хёгни сюда,

из груди кровавым

у храброго вынув,

гладковострым ножом

у княжого сына!»

22 Вынули сердце

живым у Хьялли,

кровавым на блюде

вынесли Гуннару.

23 Молвил тут Гуннар,

предводитель мощных;

«Сердце вы резали

робкому Хьялли, —

сходно ли с сердцем

храброго Хёгни?

Лежит на блюде —

жалко дрожит,

лежало в груди

оно вдвое дрожа».

24 Смехом Хёгни

смерть свою встретил,

дал сердце себе

живому иссечь —

кровавым на блюде

вынесли Гуннару.

25 Гордо молвил Нифлунг,

Гуннар смелый:

«Дали вы мне сердце

доблестного Хёгни —

схоже ли с сердцем

хилого Хьялли?

Лежит на блюде —

и тут не дрожит,

лежало в груди

оно совсем не дрожа.

26 Из очей людских ты, Атли,

исчезнешь скоро,

точно как сокровище

их очей сокрыто!

Мною одним

ныне утаен

Нифлунгов клад:

нет уж Хёгни!

Живы были мы оба —

жило сомненье,

ныне один я —

нет его боле!

27 Распри рудою

Рейн овладеет,

славный поток —

наследьем Нифлунгов:

в водах пусть светятся

роковые обручья,

чем на запястьях

сиять у чада гуннов!»

28 «Пленный связан!

подавайте телегу!

и в ней далече

удила грызущий

смелого князя

к смерти влек.

29 Шурин грозный,

над Глаумовой гривой

меж шипами битвы

полем ехал Атли.

Гудрун, родная

Гьюкунгам сестра,

слезы удержала,

уходя в палаты.

30 «Тебе пусть будет, Атли,

Как Гуннару было;

часто ему клялся —

солнцем на полудне,

Сигтюра горою,

Брачным изголовьем

и Улловым обручьем!»

31 В Пропасть живым

сбросили витязя

мужей толпа

к жалящим змеям.

Оплетали гады,

а Гуннар твердо

один по арфе

водил рукою —

звенели струны:

так должен страж,

щедрый вождь,

клад защищать!

32 Быстро гнал Атли

к себе обратно

коня сторожкого

с урочища злодейства;

было за тыном

тесно от коней,

запевали песню,

возвратившись, вой.

33 Вышла тут Гудрун,

вынесла для Атли

доброго злата блюдо —

долг платить по-княжьи;

«Подала я, воин, —

принимай в палату,

порадуйся мохнатым,

во мрак утекшим от Гудрун».

34 Пиво зашумело —

потчует Атли,

гомон слышен громкий

гуннов сивоусых —

все вошли в палату,

уселись за беседу.

35 Выплыла, ясноликая,

наливала вепрям10

бранная диса,

выбирала брашно

побледнелым, нехотя, —

и Атли проклинала:

36 «Это сыновей твоих,

Атли меченосный,

кровоточащее сердце

с медом съел ты!

Сваришь, князь, ты в брюхе

роковое брашно,

что сожрал на празднике —

тем испразднишься!

37 Ни Эрпа, ни Эйтиля

не позовет ныне Атли

пивом утоленный

к отчим коленам,

с княжего престола

ему не стать увидеть

золота взращенного,

изощренных копий, —

ни коней ведущих,

ни в седле сидящих».

38 Гул прошел по скамьям

гуд разнесся бранный,

кричат из-под плащей,

плачут чада гуннов,

лишь Гудрун сухоглаза —

не могла оплакать

медвежье-крепких братьев

и кровных своих детищ,

юных, несмышленных,

что зачала от Атли.

39 Гусебелая11 как по полю

рассыпала злато,

красными обручьями

одаряла челядь,

темна растилась доля,

руда светла лилася, —

другая ввек не тратила

толикого богатства.

40 Мало Атли понял —

сильно он упился,

не носил оружия,

Гудрун не стерегся;

игры прежде лучше,

ласковей бывали,

бывало, обнимались

пред мощными гостями!

41 Рукою, смерть несущей,

кованым жалом

ложе окровавила,

щенков отдав на волю;

в дверь она пустила

(дворню разбудивши)

головней пылающей —

платой за братьев!

42 Предала пожару

тех, кто был в палате,

кто прискакал из Мюрквида,

Гуннара умучив.

Вперед упали балки,

капища курились —

Будлунгов дом

и щитоносные девы

сгорели безвременно

в огне горячем.

43 Сказано довольно!

воин-дева ныне

отмстить не посмеет

так за братнюю смерть!

Прекрасная Гудрун

знаменитым гибель

трем вождям доставила —

тут смерть ее настигла.

Речи Хамдира

1 Так оно деялось,

дело злое,

в час плача альвов

(печаль приходит

и к людям поутру,

лютые мысли,

скорби прежние,

к ратным детям)

2 не вчера,

не сегодня

(минуло время

с тех пор немалое),

не древле то было,

но в задревние годы

здесь Гудрун взывала,

рожденная Гьюки,

к сынам об отмщении

за дщерь ее Сванхильд:

3 «Была сестра у вас,

прозваньем Сванхильд,

ее под копыта

черным и белым

на дороге рати

Ёрмунрекк бросил,

серым походным

готским коням.

4 Горе вам, горе,

конунговы дети!..

В живых только вы

из моих родовичей,

5 совсем одна я —

на юру осина,

без родни осталась,

что сосна без веток,

счастье улетело —

с дерева листья,

ветром унесенные

в день ненастный».

6 Тут храбрый духом

ей Хамдир молвит:

«Гудрун, не ты ли

винила Хёгни,